Принцесса с дурной репутацией. Надежда Первухина
Но разве служанка не должна как следует изучить своего господина?
– Вы не служанка мне, и я не ваш господин, дитя, – резко ответил герцог. – Запомните это. Слуги не ездят со мной в одной карете. Кроме того, вряд ли вы рассматривали мою физиономию, исходя из столь благочестивого посыла.
Я не удержалась и хихикнула:
– Простите, мне было ужасно скучно. За окном ничего интересного, вот и… Меж тем у вас в руках книга, и мне стало интересно, что в ней, коль вы так эмоционально ее читаете.
– Вы любите книги?
– Да, равно и чтение. Я прочла в монастырской библиотеке ровно столько, сколько позволяли ее возможности и строгие монахини-хранительницы.
– И что вас привлекло более всего?
– Повествования о путешествиях, об открытиях неизведанных земель, о приключениях великих капитанов и путешественников…
Лицо герцога Альбино поскучнело:
– Что ж ожидать от монастырской затворницы… Вероятно, поэзия не была вашим любимым чтением?
– Нисколько, – вздохнула я. – Хотя прочла очень много произведений поэтов прошлого и современности. Ваши стихи я тоже читала, герцог Альбино.
– А читали ли вы сонеты Дионисия Литанского?
– Да, – я кивнула. – Не могу сказать, что они произвели на меня неизгладимое впечатление.
– Отчего же? Что дитя вроде вас может понимать в поэзии и сонетах?
– Я и не понимаю, – пожала я плечами. – Я ощущаю. Поэзия – это математика, герцог, ритм, размер, граница, оковы. Настоящее стихотворение – это математическая формула или геометрическая проекция. Неумение соблюсти форму и точность губит стихотворение, оно становится мертвым. У мэтра Дионисия мертвые стихи, он совершенно не умеет обращаться с полифонией и тоникой.
– Ба! – герцог откинулся на бархатную спинку сиденья, и в его глазах промелькнуло что-то похожее на уважение. – Да кто передо мной? Монастырская воспитанница или литературный критик? Где вы навострились так выражаться, милочка?
– Нас учили анализировать стихи на уроках изящной словесности, герцог Альбино, – молвила я снисходительно. – В нашем будущем нас ждало общество, где от нас ждали подобных знаний. Нас еще и учили писать стихи…
– Представляю себе!
– Но в этом нет ничего сложного, если помнить о математике.
– А как же полет мысли, вдохновение?
– Их всегда можно подчинить логике. По-моему, вдохновение выдумали те, у кого не хватает таланта логики и рациональности, герцог.
– Интере-есно… Я вот как раз читаю новый сборник стихов Дионисия Литанского и, как вы изволили заметить, весьма возмущаюсь. Не только полным неумением отличить анапест от дактиля, бедной рифмой и длиннотами. Чем больше я читаю, тем более мне кажется, что сей поэт – мучитель слов, заточивший их в застенок своего убогого мозга и терзающий их во имя собственного удовольствия и славы. Лучше б он стал путешественником!
Я хихикнула:
– Да,