Путешествуя с признаками. Вдохновляющая история любви и поиска себя. Шэннон Леони Фаулер
чем я почувствовала себя готовой общаться с кем-то помимо своих родственников в Калифорнии. И, наконец, пошла есть суши с тремя своими самыми-самыми подругами. Дориана теперь была молодой женой, свадьба Мэри намечалась на конец месяца, а Кристен недавно выяснила, что беременна. Они не знали, что сказать мне, поэтому болтали обо всякой всячине – об ипотеке и мебели из IKEA, о городских деревьях и профсоюзах, о книжных клубах и прическах. Я неохотно ковырялась в мисо супе и пряном ролле с тунцом, и они провели бо́льшую часть этого вечера, разговаривая так, будто меня там не было.
После ужина девчонки подбросили меня к дому моих родителей в Капитоле. Стоило нам переступить порог, как я начала плакать. Они втроем стояли неподвижно и молчали под слабое жужжание флуоресцентного светильника в кухне. Глаза уперты в пол, руки по швам. Я попросила их уйти. А потом попросила второй раз.
Я ненавидела их в тот вечер за то, что они ни разу не упомянули о Шоне. От этого умалчивания было в сто раз больнее, чем если бы было сказано что-то «не то». После этого я встречалась с каждой из них наедине. Они не делали вид, что Шон не жил на свете, – и не делали вид, что он не умер. Наша дружба выжила, и по сей день они продолжают быть тремя самыми важными людьми в моей жизни.
После Таиланда одна мысль о том, чтобы снова оказаться в медицинском центре, обдавала меня холодом. Но в конце концов я поехала в студенческий центр здоровья в Санта-Крузе, чтобы посоветоваться с врачом насчет случившегося у меня выкидыша.
Я сидела в смотровом кабинете, голая и завернутая в жесткий хлопчатобумажный халат. Когда я рассказывала доктору Форест о Шоне и о том, что случилось в гостиничном номере в Бангкоке, слезы катились градом мне на колени. К моему удивлению, она предложила мне пройти тест на беременность – просто для уверенности. Взяла у меня кровь и пообещала позвонить по результатам в тот же день.
Но от нее не было никаких вестей ни в этот день, ни на следующий. Не дождавшись, я звонила ей трижды в течение дня и оставила три сообщения. Секретарь доктора Форест в конце концов сжалилась надо мной и согласилась сообщить результаты сама. Я слышала в трубке, как она шуршит бумагами.
– Хорошие новости, – объявила она. Мое сердце подпрыгнуло, и мысли помчались вскачь. Ребенок родится в апреле. Я назову его Джеком, среднее имя будет Шон, а фамилию какую дать? Рейлли или Фаулер? Меня пугает мысль быть матерью-одиночкой, но моя жизнь обретет смысл. Мне будет чего ждать, и у меня навсегда останется его частичка. У меня будет свое место в семье Рейлли… – Вы не беременны, – закончила она.
Что ж, надо признать, это я и так знала.
Время, которое я провела в Санта-Крузе, прошло как в тумане. Недели улетучивались в один миг, но минуты и часы тянулись мучительно медленно. Весь сентябрь показался мне одним бесконечным днем бабьего лета. В том году Калифорния никак не могла расстаться с августовским солнцем.
То, что всегда казалось эксцентрично-милым, типичным, на манер «такое бывает только в Санта-Крузе», приобрело для меня оттенок