Свет за окном. Люсинда Райли
роз саду позади их парижского дома. Сев где-нибудь в уголке, Эмили восхищалась элегантными, пленительными женщинами, которые двигались с невероятной грацией. Эмили же во время светских мероприятий, что зимой в Париже, что летом в Провансе, неизменно было не по себе. Так что и материнской светскости ей не досталось.
И все-таки, она ни в чем не нуждалась. Детство словно из сказки, в красивом парижском особняке, гнезде аристократического рода, уходящем корнями в глубь веков, с наследным богатством, пережившим военное время! – это была жизнь, о которой большинство французских девочек могло только мечтать.
И, что ни говори, у нее был отец, которого она обожала. Пусть даже не более внимательный к дочери, чем к маме, по причине всепоглощающей страсти к собирательству редких книг – и коллекция, которую он держал в шато, неуклонно росла и ширилась, – тем не менее, когда ей удавалось перехватить его внимание на себя, он выказывал Эмили и любовь, и привязанность, которых ей так не хватало.
Папа было шестьдесят, когда она родилась, а умер он, когда ей было четырнадцать. Времени вместе они провели немного, но Эмили хорошо понимала, что как личность она во многом сформировалась под его влиянием. Эдуард, человек спокойный и вдумчивый, предпочитал свои книги и царящий в шато покой постоянному потоку гостей, без которых мама жизни не мыслила. Эмили часто гадала, как случилось, что два столь противоположно заряженных человека полюбили друг друга. Но Эдуард, похоже, обожал жену, которая была значительно моложе него, нимало не корил ее за расточительство, хотя сам жил скромнее, и гордился ее красотой и тем местом, которое она занимала в парижском свете.
Каждый раз, когда лето катилось к концу и Валери с Эмили приходила пора возвращаться в Париж, девочка умоляла отца позволить ей остаться в шато.
– Папа, мне так нравится жить здесь с тобой… В селе есть школа… Я могу там учиться и заботиться о тебе… Согласись, папа, тебе здесь без нас одиноко…
Эдуард нежно брал ее за подбородок и отрицательно качал головой:
– Нет, маленькая моя. Я очень тебя люблю, но ты должна вернуться в Париж, чтобы учиться там и стать такой дамой, как твоя мама.
– Но, папа, я не хочу ехать с мамой, не хочу быть дамой, я хочу остаться здесь, с тобой…
И потом, когда ей стукнуло тринадцать… Она смахнула слезу, по-прежнему не в силах спокойно думать о том времени, когда безразличие матери обернулось трагедией, от последствий которой ей, Эмили, предстоит страдать до конца ее дней.
– Как могла ты не видеть, что происходит со мной, мама? Как могла смотреть сквозь меня? Ведь я твоя дочь! – вскричала она, вернувшись к реальности.
Но тут мать вздрогнула. Эмили в ужасе подскочила. Господи милосердный, неужто мать жива и слышит, что она говорит? Но, наученная, что в таких случаях делать, взяла мать за кисть, проверила пульс, и биения под пальцами не нашла. Разумеется, то было всего лишь последнее движение жизни, содрогание мускула перед тем, как расслабиться