Эффект Бандерлогов. Александр Дав
прямо из бутылки, продолжил:
– Это может навести на след. Подозревать будут меня и… вас, – он глянул на испуганно икнувшую Аллу Степановну. – Вы же меня наняли? Так что переживайте свою потерю тихо. Работу по поиску грабителей и убийц я продолжу…
– А разве это не подлость – не заявить про душегубство?.. – начал было, заикаясь, профессор. – Ведь она же у нас… столько работала.
– А ты ещё пожалей тех, кто и её… она же воровка! Может, и она навела тех, кто потом… по башке? А завтра они явятся сюда? Ты что тогда скажешь? – Алла Степановна подскочила к мужу и прошипела всё это ему в лицо.
– Так я же и говорю… полицию надо бы как-то аккуратно… – инстинктивно, закрывая лицо руками, пробормотал всклокоченный профессор.
– Да. Без полиции, я вижу, не обойтись, – грустно заметил Полковник. – Ну, что ж… ваш выбор, – и он достал мобильный телефон из кармана, намереваясь звонить, очевидно – в полицию.
– Стойте… Стойте! Не надо… Катю – не вернёшь, а мы… а нас… словом – не надо. Найдите их, – госпожа Хомич пыталась заглянуть в глаза Полковника. Тот лишь махнул рукой, спрятал трубку в карман и вышел за дверь, предупредив:
– Будьте на связи. Да, расчёт за услуги – через адвоката. Там ещё за её, Катину съёмную квартиру, за два месяца. Мы хозяйке заплатили… Я говорил. Но это так, пустяки – сорок тысяч.
– Ага, ага… – как в бреду пролепетали Хомичи.
После ухода «серьёзного человека» в квартире стало до ужаса тихо, страшно и неуютно. Профессор прошёл на кухню и достал бутылку коньяка из шкафчика. Словно в бреду, он, трясущимися руками, открыл её и стал пить прямо из горлышка. Светло-коричневая влага лилась по подбородку, стекая на грудь и живот. Алла Степановна вошла в кухню, когда бутылка была отставлена на стол. Она заметила потёки на муже и вскрикнула:
– Даня! Что это – кровь?
– Успокойся… это коньяк. И мне стало намного лучше. Выпей и ты, – профессор налил в стакан крепкий напиток и протянул его жене. Та оттолкнула коньяк и полезла в шкафчик за лекарством.
– Ты виноват. Ты, – скрипела, запивая капли валерианы водой, хозяйка квартиры.
Профессор сидел, осоловевший от выпитого и пережитого, и говорил невпопад, без эмоций.
– По теории несовместимости индивидуалистских эмоциональных и психо… ик… матичских данных, мы с тобой, Аллаа… Степановна… ик… ой, фу-у… Короче – жить вместе нам просто противопоказано. Но, к величайшему разочаров… то есть – к величайшей радости, теория часто расходится с практикой. Пить будешь?
– Не могу. Ни пить, ни есть – не могу. Как жить-то теперь? Когда чужие люди вот тут вот рылись, искали. Обворовали. А потом её и… Я не смогу здесь жить. Ты как хочешь. Я уезжаю в Ниццу. Квартиру надо продавать к чёртовой матери.
– Да…
– И дачу – тоже. И вообще – в этой стране жить нельзя!
– Да…
– Завтра же свяжись со своим этим, как его, чёрт… релтером, или риэлтером… Короче, продавать, уезжать и всё. Всё.
– Да…