Холодная комната. Григорий Александрович Шепелев
какую больницу?– спросила сдавленным голосом Кременцова, натянув джинсы.
– А сейчас найдём какую-нибудь.
Усевшись за стол, девчонка раскрыла лежавший на нём кременцовский паспорт и подняла с ковра телефон. Зевая, набрала номер.
– Алло, алло! Женщина. Москвичка. Двадцать пять лет. Пять открытых ран на стопе. Кременцова Юлия Александровна. Воспаление. Тридцать девять и пять.
Минуту ждала.
– Спасибо.
Положив трубку, девчонка опять зевнула и поглядела на Кременцову, вставшую закурить.
– Шестьдесят восьмая.
– А где она?
– В Люблино. Ты куда вскочила то без повязки? Сядь, ненормальная!
Кременцова молча плюхнулась в кресло. Вынув из саквояжа бинт и присев на корточки, фельдшерица перевязала ей ногу.
– Тапки надень.
Кременцова встала, надела тапки и взяла одной рукой сумку, другой– гитару.
– Куда гитару то с собой прёшь? Обалдела с жару?
– А что я там буду делать?– вошла во гнев Кременцова,– … чесать?
– Тоже верно. А ну, давай-ка её сюда!
Так они и вышли: девчонка-фельдшер – с гитарой и саквояжем, а Кременцова– с сумкой.
– В лужи не наступай!
Дождя уже не было. Запихнув пациентку с её вещами в заднюю часть машины, девчонка села рядом с водителем. Повернулась.
– Хочешь– сиди, а хочешь– лежи. Но лучше лежи. Тебя не тошнит?
– Да нет,– отозвалась Юля, скрючиваясь на жёсткой лежанке.
– Если вдруг затошнит, под креслом– пакет.
– Окей.
Буквально через минуту после того как машина тронулась, Кременцова крепко уснула. Приснился ей Алексей Григорьевич Хусаинов. Он что-то ей говорил, шагая из угла в угол своего кабинета. Она, слушая его, сидела на стуле и качала ногой, закинутой на другую ногу. За открытым окном сияло яркое солнце. Сияло так, что было больно глазам, даже отведённым, даже закрытым, и адски жарко. У Кременцовой , что называется, мозги плавились. Она честно, изо всех сил пыталась понять, что ей говорит Хусаинов, но не могла. А он говорил взволнованно, громко, страстно, чуть ли не со слезами. Ни на одну секунду не умолкал.
Когда проезжали, включив сирену, Текстильщики, где движение было плотным, Кременцова проснулась. Её подташнивало, однако пакет она брать не стала, просто перевернулась на другой бок. Тошнота прошла, и опять сознание захлебнулось тяжелым бредом. На этот раз её, неспособную шевельнуть ни рукой, ни ногой, куда-то поволокли по острым камням. К счастью, это длилось недолго.
– Юлька, приехали! Просыпайся!
– А?
Кременцова дернулась, рывком села и заморгала. Было темно.
– Я сейчас… Сейчас…
Глаза стали привыкать к темноте. Машина стояла перед торцевой двустворчатой дверью длинного корпуса. Рядом с ней курили трое охранников, вдалеке виднелись ещё какие-то корпуса.
– Да ты у меня чего-то совсем расклеилась, Юлия Александровна,– с беспокойством заметила юная