Принцесса и Дракон. Литта Лински
и тем же человеком? Должно быть, он раб своего настроения. В любом случае, перемена произошедшая с Ламерти была на руку девушке, если только это не была хитрая игра или маска, за которой он скрывал свои искренние намерения.
В шахматы оба партнера играли отлично и были так сосредоточены на ходе игры, что поначалу почти не разговаривали друг с другом. Выиграв первую партию, Арман, не скрывая удивления, обратился к Эмили:
– А вы превосходно играете!
– Меня учил мой дядя, – с достоинством и оттенком нежности в голосе, ответила девушка.
Начиная вторую партию, после упоминания о дяде Арман завел разговор о семье Эмильенны.
– В ваших сопроводительных документах написано, что вы проживали с дядей и теткой де Лонтиньяк. Так?
– Да, – подтвердила девушка, всем своим видом показывая, что не хочет отрываться от изучения положения фигур на доске. Меньше всего ей хотелось обсуждать свою семью с этим человеком.
Но Ламерти был не склонен отказываться от затронутой темы.
– А что случилось в вашими родителями? Они умерли? – неожиданно в голосе его появилась какая-то мягкость, мог даже почудиться намек на сострадание.
– Вовсе нет! Почему вы так решили?
– Но вы жили у родных.
– Да, это так. Все потому, что шесть лет назад дела на наших плантациях в Новом Свете потребовали личного присутствия отца, а мама ни за что не хотела его оставить, и отправилась с ним. Они никогда не могли бы расстаться – нежность в голосе девушки сказала Арману о дочерних чувствах его пленницы больше слов
– А вас родители предпочли оставить в Париже?
– Да, хотя мне в ту пору было трудно с этим смириться. Но мне было всего одиннадцать лет, в Сан-Доминго тяжелый для европейца климат, кроме того родители хотели, чтобы я получила достойное образование. Привыкнув к разлуке, я поняла, что они правы, тем более, мне хорошо было у дяди с тетей, – Эмили вздохнула. Она и не заметила, как разговорилась. – Хотя теперь я вновь бесконечно жалею о том, что родители не увезли меня ребенком в Сан-Доминго.
– Странно, что вы в сопровождении родственников не покинули Францию в восемьдесят девятом или хотя бы в девяносто первом году и не присоединились к отцу с матерью.
– В восемьдесят девятом дядя считал, что все несерьезно и ненадолго. В девяносто первом решил оправить нас с тетушкой, сам же был твердо намерен остаться, чтобы не отдать свою собственность в руки таких, как вы.
– Почему вы с теткой остались? – Ламерти никак не отреагировал на выпад в свой адрес.
– Тетя Агнесса серьезно заболела. Состояние ее здоровья не позволяло даже помыслить о путешествии, а отпустить одну девушку пятнадцати лет было тогда немыслимо.
– Теперь это кажется намного разумнее, – заметил Арман.
– Да. Но все равно я не оставила бы больную тетушку. Дядя был слишком занят отстаиванием положения и собственности семьи де Лонтиньяк. В начале девяносто третьего тетя Агнесса поправилась, да и дядюшка