Оборотень моей мечты. Надежда Волгина
словно сама с собой. Я же мечтала об одном – поскорее перестать чувствовать себя подопытной мышкой.
– Можно мне одеться и найти очки? – с вызовом спросила я. К тому моменту мне уже плевать было, перед кем нахожусь. Унижение родило в душе злость, которая и придавала храбрости.
– Не спеши…
Если до этого я хоть светящееся пятно видела перед собой, то в следующий момент на мои глаза словно наложили повязку. Снова почувствовала запах ландышей, который отчетливо напомнил вчерашний банкет.
– Что про?..
Договорить я не успела, потому что онемела от изумления. Я видела даже лучше, чем до этого в очках, хоть их на мне сейчас и не было. В мельчайших подробностях могла рассмотреть женщину, стоящую передо мной, и даже при желании пересчитать ее гладко зачесанные волосы.
– Как ощущения? – равнодушно поинтересовалась она, не глядя на меня, о чем-то размышляя.
– Хорошо, спасибо!
– Не благодари! – вскинула она глаза, в которых уже снова разгоралась злоба. – Это не подарок! Ты должна быть привлекательной, а очки этому мешали.
– Привлекательной? Но зачем?
Я понимала все меньше. Она меня, ну или папу, за что-то ненавидит настолько, что хочет видеть меня красивой. Абсурд какой-то.
– Не напрягайся. Умнее не станешь, – скривилась она. – У тебя будет специальная роль, в спектакле, который станет для тебя последним.
Да у меня и первого еще не было, – хотела сыронизировать. Вовремя осмыслила, что ирония будет выглядеть, мягко говоря, не к месту. Со мной что-то собирались сделать, что, судя по всему, приведет меня к гибели. По крайней мере, именно на это дух не единожды намекнула.
– Я умру? – решилась спросить ее в лоб.
– Не сейчас. Ты умрешь тогда, когда будешь молить меня об этом, когда жизнь тебе станет настолько немила, что ты будешь мечтать расстаться с ней. Твое сердце будет так же кровоточить, как когда-то мое, и смерть твоя будет мучительной, от разбитого сердца.
Дикость какая-то! Нормальная ли она? Ну и что, что дух. Говорить такую чушь… Я не верила в смерть от разбитого сердца. Даже когда читала про душевные муки, посмеивалась втихомолку, списывала все на больную фантазию автора. Интересно, духи бывают сумасшедшими?
– Можно мне все же для начала одеться? – снова спросила я, чувствуя, что замерзаю окончательно.
Кроме того, до такой степени уже было противно, что кто-то разглядывает меня голой, что готова была сделать это без разрешения. Но сделать мне этого не позволили. Как только я нагнулась за своими вещами, в комнате раздался гул. Сначала приглушенный, но постепенно он нарастал все сильнее, пока не загудел прямо у меня в ушах, причиняя нестерпимую боль. Я упала на кровать и скрючилась, не в силах выносить эти мучения. Краем сознания улавливала слова, что звучали все громче, сливаясь с гулом.
– Ты будешь желанная всеми, кроме одного. Тебя будут хотеть, но получить не смогут. Тебя будут ненавидеть и хотеть убить. Ты же будешь любить того единственного, кто не захочет тебя…
Она