Точки непостижимого. Современный рассказ. Коллектив авторов
и не знаю. Давно эта плотина здесь, мы приехали, так уже была. Раньше купались тут. А сейчас и бельё не пополоскать – загадили, чистить надо. Вон ряской всё заросло, а у мостков бутылок этих пластиковых сколько…
Здесь и волос водится. Иду как-то, а он парнишке в ногу впился. Я-то знаю, что это такое. Достала платочек, мочись, говорю. Обработала сразу, а так бы нет, пропал. Вон подальше место гиблое есть, раньше-то человек пятнадцать там за мою бытность утопло, подруг моих несколько. Молодые были, горячие, ничего-то не боялись. А сейчас уж не то, никуда… Даже и в райцентр не съездить – праздник вот будет Волго-Балту, а мне самой уж и не доехать… а здесь у нас и тетрадей-то нигде нет, а то бы я воспоминания написала, помню, как в войну посёлок бомбили. А обелиск в парке тоже загадили, бутылки всё хвостают, я вот хожу, стёколки-то сама убираю… как уж могу.
А ещё семья выдр на берегу поселилась вон там, где качели сломанные. Ночью выходят на плотину… Я так постою да понаблюдаю, интересно, порой и самой туда хочется. Вот и прошу Господа, чтоб от мыслей таких поберёг. Вон мужик недавно у нас молодой повесился, да много их сейчас таких. А нельзя. Грех большой.
Раньше нам пайки к празднику продуктовые давали, а сейчас ничего – совсем забыли.
А, Коленька, вот спасибо. Дальше уж я сама дойду вот тут тропинкой, через парк. – Она достаёт пачку с печеньем. – Берите, не обижайте. Это от меня за помощь. Девочку-то твою не очень, а Коленьку-то я хорошо запомнила, сразу, как вы здесь появились, идёт такой маленький с рюкзачком…
Сразу войну вспомнила: тогда сюда много людей эшелонами привозили, всё больше партии женщин с детьми, а они вот такие маленькие и с рюкзачками. Переночуют у нас в клубе, старый-то не здесь был, на той стороне, за железной дорогой, и дальше собираются. В сторону леса. А потом оттуда всё выстрелы, выстрелы… «А куда их, – у матери спрашиваю, – дальше-то?» – «Да на Новую деревню», – отвечает. Так вот на Новую да на Новую… А что за деревня и откуда такая?
А после войны я сама за грибами бегать в лес тот стала, так мать, как узнала, запретила – нельзя, говорит, грибы там собирать, потому как с Новой деревни…
Любушкино печенье вкусное, мы едим его с чаем. Хотя понимаем, что мы уже со своего огорода живём лучше неё, и грех отрывать это угощенье от человека в нужде. А нынче у нас много ягоды. Урожайный выдался год.
Ведёрко у сынка тоже синенькое, только он уже не тот дошкольный малыш, а выпускник начальной школы. И не солнышко плещется в ведёрушке, а красная смородина кровавыми капельками отсвечивает. Высыпала Любушка ягоду себе на ладони – залюбовалась и заплакала, катятся слёзы белыми ягодами и смешиваются с красными, как кровавая река жизни…
Детский гробик захватывает течением и уносит прочь, а в нём девочка, что куколка в белом платье… а следом рюкзачки, рюкзачки – маленькие, разноцветные…
Глаза у Коленьки большие и тёмные – иконописные, и сам такой красивенький, как ангельчик с иконы… Да только не помогли иконы-то, не услышала Божья Матерь…
И