Осторожно – люди. Из произведений 1957–2017 годов. Илья Крупник
И потряс перед его лицом бланком.
– Не означают? – прошептал мальчик.
Он хотел встать и не смог. Детские глаза смотрели на Корзубова.
– Не нужно было приходить?
– Ангела! – кричала за стенкой «Эмма», со всего размаху колотя о стену табуреткой.
– Ангела! – поддержали ее в коридоре. – Верни! – И, вся сотрясаясь, затрещала дверь. – Мы-пой-дем-к-Ле-о-нар-ду!
Тогда Анатолий Иванович словно бы увидел заново всю непонятную эту толпу с отросшими, со спутанными волосами, идущую сюда по двору к двери. «Что это, – пронеслось у него. – С ума схожу…» – И совершенно бледный Корзубов с трудом пригладил волосы на затылке.
Мальчик, сжавшись в комок на стуле, моргая от слез, глядел на него.
И Корзубов медленно, словно их покидая, обвел глазами выкрашенные масляной краской стены с цветными плакатами, потом смял допросный бланк и швырнул его в корзину.
– Петя, – признался он тихо, к мальчику наклонившись, – ведь я, – шепотом сказал Корзубов, – тоже покойник.
По всему городу и по области, и далеко-далеко за пределами области об этих событиях распространились потом самые невероятные версии и очень странные слухи, но обо всех этих версиях скажу я позже, потому что хочу по возможности все рассказать по порядку и прежде всего только то, что я видел и знаю сам.
Когда мы с Опраушевым выбрались наконец из его дома с лоджиями, было не меньше начала третьего. Из-за радикулита Виктор по тротуару передвигался, не шевеля длинным туловищем, ступая плоско квадратными короткими сапогами на меху с расстегнутыми молниями, ибо шнурки на туфлях завязать он не мог.
Поэтому постанывающий рядом со мной сквозь зубы, прямой, как палка, долговязый Опраушев со своим пробором в черных приглаженных волосах и тонкими усиками, в расстегнутом зеленоватом пальто с погончиками, как иностранная шинель, был похож на только что подстреленного на улице офицера из польского, что ли, фильма.
– Это последний, понял ты?! – повторял, не оборачиваясь ко мне, Опраушев. – Лешка, это последний шанс!
– Ну какой еще, – наконец не выдержав, заорал я, – иди ты на… шанс?! – И, зажав портфель с чертежами под мышкой, развернул Опраушева к себе за отвороты «шинели». – Ты куда меня тащишь, а?!
– Ле-шш-ка, – зарычал он от боли, от радикулита, кулаками в грудь отпихивая меня. – Мне… Нам с тобой уж по сорок два, а дальше что?!! Завод долбаный?! КБ?! Часы чинить по вечерам? – бешено заорал он мне прямо в лицо. – Хобби, твою мать!! Жизнь исчерпана в сорок лет, да?! Это последний шанс!
Впереди был уже виден бывший дом Опраушевых с каменными львами-мопсами на арке ворот, куда показывал он рукою. Но я с яростью отвел ее и, послав его сам к едреной матери, повернулся и быстро пошел от Витьки прочь, изо всех сил стискивая ручку своего портфеля, пересек бульвар наискосок, перебежал дорогу за бульваром, а затем, не оглядываясь, начал подниматься вверх по переулку.
Честно говорю! – я больше не мог с ним никуда идти! – да и во всех смыслах мне было никак с ним, ни за что с ним не