Куяшский Вамперлен. Анастасия Юдина
же по саду задом наперёд сопящая неуклюжая тень не вызывала ничего кроме жалости и желания добить её, чтоб не мучилась. В виду того, что девушкой я была на редкость сердобольной, а тяпка – достаточно острой, чтобы гуманно упокоить чудище с первого удара, жить юродивому оставалось недолго – ровно столько, сколько ему потребуется, чтобы приблизиться ко мне на расстояние вытянутой тяпки. С гнусным ликованием маньяка, приметившего на пустынной дороге припозднившуюся красотку, я занесла тяпку над головой; дыхание стало мелким и прерывистым, зрачки расширились до предела, вырывая из ночи каждую былинку скудного света, обострившийся слух был напряжён до звона в ушах. Чудовище неумолимо ковыляло навстречу своей погибели…
– Ты уже закончил со следами? – Резкий, громкий шёпот вклинился в оркестр звуков ночи, нарушая гармонию разыгрываемой ими симфонии смерти. Луч света располосовал объятый сумраком воздух и выхватил из него силуэт чудовища. Я вздрогнула и глубже нырнула под спасительную сень веток, дабы появившаяся на пороге сарая тёмная фигура в шахтёрской каске со встроенным фонарём ненароком не скинула завесу тьмы и с меня. Я не могла разглядеть ни лица, не чётких очертаний человека, сорвавшего мой коварный, но благородный план, зато «чудовище» предстало передо мной во всей красе. Я сразу узнала этого плотного коренастого мужчину в бутафорских когтистых звериных лапах на руках и ногах: его громадный портрет в позолоченной раме уродовал стену над парадной лестницей библиотеки. Жидкие, сальные волосы, водянистые зелёные глаза с тяжёлыми, будто опухшими веками, кустистые, приподнятые по краям брови, создающие вечную маску удивления на лице, крупный курносый нос, тонкая линия губ, скрытая густым треугольником усов, – я всегда с отвращением смотрела на его портрет, полагая, что всему виной недостаток таланта у художника. Однако теперь, наблюдая Николя Версаля вживую, я поняла, что художник, напротив, был чрезмерно одарённым, раз сумел настолько облагородить его не слишком приятное лицо, удержавшись, тем не менее, от привнесения в портрет изрядной доли художественного вымысла. По неприглядности Николя картинный и в подмётки не годился Николя настоящему. На портрете он, по крайней мере, обладал не очень здоровым, но приятным жёлтоватым оттенком лица и не страдал никакими кожными заболеваниями. Я не знала, от какой болезни кожа становится настолько омерзительно серой и прозрачной, но решила обязательно выяснить и сделать от неё прививку.
– Нет ещё, – с лёгким акцентом проговорил Николя. – У тебя как дела?
– Кровь собрал, осталось сымитировать следы укуса, – известил его сообщник.
– Замечательно, а то благодаря тебе, я уже весь просвечиваюсь, – Николя сбросил «звериные лапы» и направился к сараю.
– Что поделать, мне понадобилось больше крови, чтоб показаться на приёме.
Оба мужчины скрылись в сарае, и окончания их разговора я не услышала. Все мои чувства кричали, что творится что-то недоброе,