Плацдарм непокоренных. Богдан Сушинский
часок, потому что отстреливались хорошо, по науке. Из-за каменных стен – да по движущимся мишеням. Человек десять уложили – не вру.
– Не так уж и много, – процедила Калина.
– Но тут прорвались немецкие танки с десантом на броне. Одним снарядом снесли колокольню, вместе с парнишкой, который взобрался туда. Другим проломили стену. Последнего моего вольного стрелка добили уже на моих глазах.
Штыком. Раненого. Прямо у входа.
Мальчевский помолчал. Калина не торопила его. Она ждала заключительной фразы этого рассказа. Ждала, пока хватило терпения.
– Ты-то как свою шкуру спас, если последнего на твоих глазах?
– Под обломки заполз. Там еще пыль столбом стояла.
Немцы метнули гранату, затем добили раненного ее осколком парнишку и дальше пошли поливать огнем. Ну, успокоились, осмотрели то, что осталось от церкви, по лестнице поднялись, заглянули на руины колокольни… Словом, отсиделся тогда твой младсерж Мальчевский, как нашкодивший кот. А потом уже тылами пробирался. Вместе с безлошадными нашими кавалеристами из окружения выходил. Так что там, в церкви… Прием вроде бы детский, как в жмурки, тем не менее жизнь он мне спас.
– Hу, за такую жизнь, как твоя, можно было бы и не цепляться.
Мальчевский умолк, поднялся, нервно поправил шинель, ремень. Перебросил с руки в руку автомат.
– Я тоже так считал, когда заходил сюда. Что за жизнь свою тебе особенно цепляться уже не стоит. Потому что шел с твердым намерением пристрелить тебя, как шавку.
– Что ж мешает? – спокойно спросила Калина, передергивая затвор своего автомата.
– Жалость, – бросил Мальчевский уже из-за порога. И изо всей силы грохнул дверью. – Нашел перед кем исповедоваться, идиот! Это ж надо: первый раз на веку чуть ли не полжизни чужому человеку пересказал! И кому? Какой-то немецкой шлюхе!
Он не видел, что Калина вышла вслед за ним. Не видел, как вскинула автомат.
– Эй ты, ублюдок деревенский!
Мальчевский оглянулся и замер. Одной очередью Калина прошлась по склону плато слева от его фигуры, другой – справа. Пули проходили в такой близости от тела младшего сержанта, что ему казалось, будто ощутил в своем теле каждую из них.
– Все, оттатакала свое? – спросил он, сдерживая дрожь, охватившую все его тело.
– Еще раз пикнешь что-нибудь относительно немецкой шлюхи – весь магазин в лоб вложу. Ни под одним камнем церковным не отлежишься.
9
К одиннадцати вечера в светлице дома Брылы перед Беркутом предстали лейтенант Кремнев, сержант-разведчик Исмаилов, а также Мальчевский, Сябрух и Калина Войтич. Ни слова не говоря им, капитан подождал еще немного, и лишь когда в комнату ввалился запыхавшийся лейтенант Глодов, прошелся перед этим небольшим строем.
– Судя по всему, немцы готовят атаку на нас с правого берега, по льду. Бойцы, засевшие на косе, в руинах, которые мы называем «маяком», видели группу офицеров, которые в бинокли изучали наш берег, и солдат, которых