Стоять в огне. Богдан Сушинский
двумя ударами? Ну а дальше…
– Простите, какими именно? – прервал его Штубер. – Это очень важно.
Подполковник недовольно поморщился, но все же вкратце описал приемы. Он предвидел этот вопрос. Штубера всегда интересовало, какими приемами пользуется Беркут. Он и сам уже, видимо, свихнулся на всяких там дзюдо и джиу-джитсу.
– Что и говорить, след по себе он оставляет кровавый, – покачал головой Штубер. – Тем не менее брать его нужно живым.
– Разве что, учитывая особенность зоны, в которой приходится заниматься обеспечением безопасности… – нехотя согласился Ранке. – Будь моя воля – я приказал бы стрелять в него из пушек.
– Можно подумать, что у нас уже была возможность пристрелить его, – скептически хмыкнул Штубер. Это «у нас» было данью вежливости. Он-то имел в виду абвер и лично его, Ранке. – Абвер вместе с гестапо, СД, контрразведкой и местной полицией… Хотелось бы знать, чем они здесь занимаются. И замечу, трупы не вызывают у меня никаких эмоций. Война интересует меня лишь как борьба интеллектов и характеров, ловкости и выдержки, риска и рыцарской чести. Все остальное – окопы, истерзанные тела и сожженные села – гнусные издержки, которые, впрочем, не производят на меня никакого впечатления.
– Но согласитесь: ваша группа оказалась в этой крепости лишь благодаря тем, кто прошел через окопы и сожженные села. И только благодаря тому, что они, растерзанные тела многих тысяч солдат вермахта, устлали эту землю кровавым ковром триумфа будущих победителей.
– Несомненно, господин подполковник, несомненно… Хотя могла бы оказаться здесь и без них. И сделать больше, чем все подразделения вермахта, прошедшие через Подолию почти за два года войны. Эту страну с ее гигантскими лесами можно было полностью деморализовать действиями одних только групп хорошо подготовленных диверсантов. Парализовать экономику, устроить межнациональную резню. А затем уже прийти. И захватить за три-четыре месяца. А что касается триумфальных ковров из тел – оставим эти патетические банальности ученикам Геббельса. Это их хлеб.
– Вы прекрасно знаете, что сюда забрасывали сотни всяческих групп. Интересно только, где они теперь?
– Вопрос в том, кого именно забрасывали? Трусливых неучей? С примитивными рациями, к давно перевербованным резидентам?.. Кстати, как чувствует себя тот старикашка, в доме которого, говорят, всю зиму отогревался Беркут?
– Завтра же передам его гестапо.
– Неужели так и не заговорил?
– А он и не пытался отмалчиваться.
– Странно. И что он поведал нам?
– Что раньше Беркут бывал у него довольно часто. В его доме, собственно, и перезимовал.
– Один наведывался, один зимовал?
– Иногда ночевали еще два-три человека. И, как правило, с Беркутом был его ординарец.
– Что, действительно ординарец? – насторожился Штубер.
– Так говорит старик. Он – бывший солдат. И еще одна особенность: старик утверждает,