Кукольник. Родриго Кортес
этих слов Джонатан испытал необъяснимое облегчение. Проводив шерифа и прибывших констеблей, он вернулся в спальню и принялся перебирать своих кукол.
Они и впрямь были великолепны. Даже просто комбинируя позы и костюмы и давая волю воображению, Джонатан мог воссоздать из них практически любой кусочек великой истории белой цивилизации, как реальной, так и мифологической. Вот и сейчас, если бы не визит шерифа, он уже закончил бы очередную сцену из жизни братьев Аякс. А пройдет время, и – он уже совершенно точно это знал – именно эти куклы помогут ему сначала несколько раз разыграть, а затем и на деле создать идеальное сообщество. Пусть и в масштабах своего поместья.
В дверь постучали.
– Войдите, – нехотя разрешил Джонатан.
Дверь осторожно приоткрыли, и в комнату заглянул Платон.
– Простите, масса Джонатан. Разрешите, я войду…
– Что тебе?
Платон замялся, и Джонатан удивленно поднял брови; этот старый негр все делал ровно так, как надо, а потому всегда выглядел уверенным и спокойным, но сейчас его выглядывающее из-за двери лицо стало каким-то серым, а на седых висках поблескивали капельки пота.
– Ну же! Что случилось, Платон? – поторопил его Джонатан.
Платон открыл было рот и снова закрыл.
– Давай, не тяни время! – все более досадуя на то, что его отрывают от дела, нетерпеливо потребовал Джонатан. – Ты же видишь, что я занят!
– Я ваши вещи принес, масса Джонатан, – сказал негр.
– Так давай их сюда! – уже раздражаясь, повысил голос Джонатан. – Ну?!
Платон неуверенно шагнул из-за двери вперед, пошатнулся и, едва удерживая равновесие, внес большое, накрытое расшитой салфеткой блюдо. Поставил на стол и, потупив глаза, встал рядом.
Джонатан недовольно покачал головой, вскочил с ковра и стремительно прошел к столу. Сорвал салфетку и оцепенел.
На огромном серебряном блюде находились только три предмета: его потерявшийся где-то на островах пистолет, большой кухонный нож с черной ручкой и отрезанная голова того самого негра.
Джонатан приходил в себя долго. Сначала в глазах потемнело, затем со скоростью почтовой кареты в голове понеслись несвязные сумбурные мысли, но ни на одной он остановиться так и не сумел, до тех пор, пока не поднял глаза на раба.
– Зачем? – сиплым, чужим голосом спросил он. – Зачем ты мне это принес?
– Это ваше, масса Джонатан, – глухим голосом произнес преданнейший слуга. – Вы потеряли, я нашел.
Джонатан тряхнул головой. Он знал, что, случись этой истории всплыть, все его соседи до единого – от мала до велика – пожали бы ему руку и сказали, что он, Джонатан Лоуренс, настоящий мужчина и истинный сын своего отца.
Вот только сам он чувствовал себя совсем по-другому.
Потому что, кроме соседей и громкой фамилии, у него теперь была еще и своя собственная, неподвластная сыновнему долгу жизнь. И в этой жизни не было места ни для ярости, ни для боли, ни – тем более – для отрезанных голов.
Шериф Айкен добрался до шалаша через каких-нибудь четверть