Корабли и люди. И. Г. Святов
перевели с Дальнего Востока в Одесскую окружную морпогранбазу, сформированную только в 1927–1928 годах, на должность командира погранкатера ПК-108, довольно быстроходного, развивавшего скорость до 20 уз.
В должностях командира различных пограничных катеров я и проплавал кампании 1931–1932 годов на Чёрном море в районе Одессы, Очакова, Тендровского залива, Скадовска, Ак-Мечети и устья Днестра. Служба на пограничных катерах водоизмещением в 30 тонн была напряжённой и трудной. Были штормовые походы, были задержания нарушителей границ. Среди них оказывались раскулаченные богатые крестьяне, пытавшиеся бежать в Румынию и Болгарию на рыбацких лодках.
В Одесской морпогранбазе у меня сложились очень хорошие отношения с моими сослуживцами – и с командирами катеров, и с подчинёнными. Я счастлив был служить с Николаем Евгеньевичем Мигачёвым, командиром базы, а впоследствии начальником морского отдела пограничной охраны, как и с механиком катера Иваном Петровичем Ковалёвым, командирами катеров Бурским, Яковлевым, моим добрым другом Александром Ивановичем Пейтманом, авторитетным командиром Иваном Андреевичем Сидляром – людьми достойными, отличными моряками и блестящими специалистами морской пограничной службы.
В августе 1932 года Одесская морпогранбаза организовала учебно-экскурсионный поход до Днепровской гидроэлектростанции. В походе участвовали два погранкатера ПК-108 и ПК-105. Я был командиром первого и возглавлял поход. Командиром второго был Семён Михайлович Чабанов. Помимо идентичного с Будённым имени-отчества, он обладал и аналогичными усами, на чём, собственно, сходство с Будённым и ограничивалось.
Вышли мы из Одессы во второй половине дня. Первую остановку сделали в Олешках-на-Днепре. Перед наступлением темноты Семён Михайлович приходит ко мне и просит разрешения отлучиться с катера до утра. И говорит на украинском диалекте: «Бачте, в мине тут кума живе, я ее десь рокiв п’ят не бачив». – «Хорошо, идите», – ответили. Утром подъём флага, восемь часов, Чабанова нет. Пришёл он только к обеду, к двенадцати часам. Я поморщился, но ничего не сказал.
На другую ночёвку останавливаемся в Никополе. Вечером приходит Семён Михайлович и начинает рассказ, как он партизанил под Никополем: «В двадцать першому роцi оце таке було! Ми одну банду вшерть порубали, в мине и зараз туточки кума живе. Так може, я до куми пiду? Побачив би ii…».
– Ну, сбегай, сбегай, но чтобы к подъёму флага как штык был на катере!
И снова явился на катер к обеду. Приходит и говорит: «Ну яка ж воня холера, заховала куди-сь мiй китель, а сама подалася до базару, ось я i припiзнився! Та ви нiчого не думайте, бiльше того не буде».
В самом Запорожье Чабанов опять приходит и говорит:
– Иван Грыгорыч, в мине и туточки кума живе…
– Нет, Семён Михайлович, до кумы ты больше не пойдёшь. Как придём в Одессу, расскажу твоей старухе про твои хождения по кумам!
– Та я що, так, побалакаем трохи, да на катер.
– Ты, Семён Михайлович, расскажи, как тебя жинка в Очакове встречала.
– Та