Горизонты и время. Виктор Балдоржиев
за ним бесконечно под мерный скрип седел и мягкие удары селезенок коней. Тишина… Они… Луна и звезды над степью…
С того самого дня, как Жаргала увезли в черной машине, Жаргалма жила в каком-то тяжелом и больном сне. Но он вернулся, как и обещал. Через девять лет! Жаргалма пришла в свою юрту уставшая и искусанная комарами после дойки коров, начала разжигать очаг, как услышала голос, и сердце ее обмерло, похолодев, от страха.
– Не надо, Жаргалма, мы не будем здесь жить. С ними нельзя жить… Собирайся.
Жаргал сидел в солдатской шинели и держал карабин. В ту же ночь они ушли в тайгу. Только один раз Жаргалма вернулась на рассвете в юрту, чтобы забрать одежду…
Они ехали по редкому сосновому бору В купах темных кустарников изредка и сонно чивикали невидимые птицы, огромные корявые сосны стояли, как сказочные богатыри, всматривавшиеся вперед, а впереди была степь. Можно было бы жить и тут. Но все равно сюда придут из-за Онона люди, с которыми нельзя жить. Они повсюду!
В степи залаяла собака. Где-то была чабанская стоянка. Жаргал обернулся и сказал, показывая куда-то вперед:
– Нам надо до рассвета быть у гор, там много лощин и кустарников. Днем там отдохнем, а ночью будем уже на той стороне.
Жаргалма улыбнулась, блеснув зубами и, стянув с головы платок, слушала тишину. Жаргал спешился чтобы подтянуть подпруги.
Постояв, они снова заторопились. Неожиданно открылась степь, вся залитая лунным сиянием и мерцавшими зеркалами озер, редкими раскидистыми соснами и дремлющими чабанскими стоянками. Кони перешли на рысь. Теперь Жаргалма и Жаргал выровнялись и изредка переглядывались, счастливые и уверенные в близком счастье. Вороной и рыжий мотали головами, гнедой то натягивал, то ослаблял повод, привязанный к седлу рыжего, травы шуршали под их ногами. Сердце жаждало протяжной и умиротворяющей песни, которая растворялась бы в степном аромате вместе со звоном комаров. В густых и высоких травах, у песчаных у оврагов и сосен мирно паслись бессонные лошади, вскидывая большие головы и прядая ушами, долго смотрели им вслед.
Линия горизонта отплывала все дальше и дальше, сосны и овраги закончились, дальше повсюду была степь, степь и степь с пологими и крутогорбыми сопками. Вдруг справа замерцало нескончаемое до горизонта озеро с ослепительно брызжущим лунным пятном и длинной золотистой дорожкой. На берегу четко вырисовывались верблюды. Они разом повернули маленькие головы на длинных изогнутых шеях в сторону всадников. Поодаль от них темнела одинокая юрта. Лениво лаяла собака. Пахло солеными травами, шерстью и потом. За сопкой кричали, перекликаясь, петухи.
– Казачья станица, – махнул рукой в ту сторону Жаргал. – Там у меня много знакомых.
Озеро и верблюды потонули за сопкой, восток медленно розовел, трепетно и ликующе зазвенели над всадниками невидимые жаворонки. Впереди засинела гряда невысоких скалистых гор с темными