.
мелькали и Бовин, и Цветов,
Фесуненко и кто-то другой…
И был самый гуманный на свете,
Самый, самый советский наш строй!
И с похмелья читал он газеты,
Возмущался, приняв пятьсот грамм,
Что на нашей прекрасной планете
Неуютно живется рабам!
Возмущался он, выпив, и теми,
Кто еще поклонялся деньгам,
И программу включал потом «Время»,
В мире не было лучше программ!
И маячили Цветов, Мулюков,
Фесуненко и кто-то другой.
Обозвав благоверную сукой,
Снова пил он, довольный собой…
И кричал: «Да примите же меры!»
В красный рот опрокинув стакан:
«Приближаются красные кхмеры!»
А к нему приближался Иван…
Приближались другие соседи,
Конкуренты в забое «козла».
И опять продолжалась беседа,
Мировые решались дела…
Старый, мудрый, весёлый…
Старый, мудрый, веселый, ну где ты?
Я не вижу тебя много лет…
Красный кант, голубые штиблеты
И – алевший у сердца билет!
Знаешь, жить не охота мне нынче,
Помня голос участливый твой.
А сегодня я пьян необычно —
С непокрытой хожу головой!
С непокрытой хожу по погосту,
Где тобой убиенные спят,
По-партийному строгому ГОСТу,
Их в земле – нескончаемый ряд!
Голубеют, кончаются сроки,
Наших розовых призрачных лет.
Мне в глаза насмехаются строки
Черно-белых советских газет!
И меня молодой утешает —
Поднимает билет напоказ!
Но обложка его набухает
Кровью тех, кто придет после нас…
Пока
Пока кипят дебаты, споры,
О силе, власти надо мной,
Давно презрев все разговоры,
Живу я – житель рядовой!
А я живу! И к сильным мира
Не мыслю вовсе снизойти,
Ведь сколько мнимых я кумиров
В душе низвергнул с высоты.
Живу! И мысли я лелею,
Планеты житель рядовой,
И кто кого из нас сильнее
Еще не сказано судьбой…
Иных уже нет…
Иных уж нет. И по всем приметам
Сроки беспощадные грядут.
И, прожив отцовские наследства,
Сыновья дела их зачеркнут…
Срок минует.. Те уйдут далече.
Но придут ли любящие жить,
Чтоб понять, что мир был изувечен
Нежеланьем – Мыслить и Любить?
у своих
В дома друзей неповторимых
Вхожу усталый иногда.
Там я, неизданный, гонимый.
Надежно признан. Навсегда!
У них не виллы и именья.
Они в заброшенном краю.
Живут и верят без сомненья.
Что людям я не изменю…
А изменю я им, родимым.
Предам их веру на уют.
Тогда любые псевдонимы
От их