Последняя ночь у Извилистой реки. Джон Ирвинг
ведь Кетчума ты бы оставил без ужина, если бы он опоздал, – укоризненно заметил отцу Дэнни. – Кетчуму ты такое не прощаешь.
Как бы то ни было, сплавщиков накормили, и они, довольные, удалились. Повар, Дэнни и Джейн заканчивали свои обычные уборочные дела, как вдруг хлопнула входная дверь, возвещая о появлении еще одного запоздалого едока.
Джейн находилась в кухне и не видела, кто пришел. В столовую ворвалась струя холодного воздуха.
– Раньше надо было приходить! – крикнула она. – Ужин окончен!
– А я и не голодна, – ответила Пам Норма Шесть.
Вид у Пам действительно был не голодный. Обычный вид женщины, у которой костей было значительно больше, чем мяса на них. Ее вытянутое лицо, чем-то напоминающее морду хищника, и плотно сжатые губы свидетельствовали скорее об излишнем потреблении пива, нежели о переедании. Между тем она была достаточно рослой и широкоплечей, и рубашка Кетчума из теплой шерстяной фланели не висела на ней, как на вешалке. Прямые светлые волосы с проседью были чистыми, но неухоженными, как и сама Пам. В руках она держала фонарик размером с полицейскую дубинку (Извилистый не мог похвастаться уличным освещением). Даже рукава рубашки Кетчума вполне подходили ей по росту.
– Надо думать, ты убила Кетчума и завладела его одеждой, – настороженно глядя на женщину, сказал повар.
– Кстати, Стряпун, с моим горлом все в порядке. Я ничем не подавилась, – сообщила ему Пам.
– Не зарекайся, Норма Шесть! – крикнула ей из кухни Джейн.
Должно быть, решил Дэнни, они хорошо знакомы, раз Джейн по голосу узнала пришедшую.
– А не слишком ли долго ты задерживаешь своих работниц? – спросила у повара Пам.
Норма Шесть уже успела перейти от пива к бурбону. При этой мысли Доминика охватила какая-то ностальгическая зависть. Пам могла выпить больше Кетчума и дольше оставаться в ясном сознании. Джейн вышла из кухни с макаронной кастрюлей под мышкой. Пустая внутренность кастрюли была направлена на Пам, словно жерло пушки.
Дэнни еще не вступил в период полового созревания. Точнее, его состояние на одну треть определялось половым возбуждением, а на две трети – неясными ощущениями и чужими словами. Он запомнил слова Кетчума о том, что констебль Карл сразу улавливает, когда женщина теряет свою привлекательность. С точки зрения двенадцатилетнего подростка, Джейн вовсе не утратила привлекательности. Ему нравилось ее лицо, черные блестящие волосы (вот бы увидеть их распущенными!). И конечно же, он при всяком удобном случае пялился на ее бесподобную грудь.
Пам Норма Шесть тоже что-то в нем задевала, но по-иному. Она была симпатичной, только не по-женски, а по-мужски (то есть выглядела сильной). Но вот женственности в ней не было. Ее не заботило, что под рубашкой болтается грудь, иначе она надела бы лифчик. Пам переводила взгляд с Джейн на Дэнни, затем глаза ее остановились на поваре. Она смотрела на Доминика вызывающе и с какой-то нервозностью, обычно свойственной семнадцатилетним девушкам.
– Стряпун,