Девушка по имени Москва. Ринат Валиуллин
CЕНТЯБРЯ
МОСКВА: Доброе утро, Данила!
СЧАСТЛИВЫЕ мы с вами люди, КАКОЕ ДЕТСТВО!!!
Арбуз!!! Это ещё более раннее детство и ещё более счастливое – Узбекистан – город Самарканд – ул. Ленина – дом не помню; военный городок в два дома; во дворе айва, которую мы съедали ещё зеленой; самса по 1 рублю с пылу с жару; арбуз с лепёшкой у отца в мастерской…
НЬЮ-ЙОРК: Перестань, Софа. Щас расплачусь, как тот грузинский еврей из «Мимино», прямо в трубку.
Арбузы!! По выходным мы с пацанами ходили подработать на рынок. Туда приезжали фуры с арбузами из Узбекистана и Астрахани. Сладкие, как мёд. Мы их разгружали. Заработаем что-то, еще и арбузов прихватим. Праздник! Дармовые – они еще слаще.
МОСКВА: В детстве, наверное, всегда так – деревья выше, помыслы чище, ощущаешь всё более остро и живее; больно – значит, плачешь, смешно – смеёшься, обидели тебя или друга – дерёшься, и плевать, что скажут окружающие, и нет страха, страха того, что тебя предадут.
А сейчас взрослые вроде люди, физически сильные (некоторые даже в тренажёрку ходят), умом не глупые, а боимся, боимся сказать правду – родному человеку, начальнику, другу, боимся даже чувствовать, и вот это страшно, это мнимое чувство «силы» – я держу всё под контролем, я принимаю решение, я… я… я и нет предлога «мы», ведь так проще…
НЬЮ-ЙОРК: Все так, Соня. Именно поэтому мы частенько на «вы». «Вы» – та самая безопасная дистанция.
МОСКВА: Данила! Вы извините, что я о грустном, но «незнакомому» человеку, наверное, легче выговориться, сейчас период просто такой переломный, так сказать, когда наступает предел прочности и ломаться никак нельзя, в крайности впадать уже хватит и права на ошибку нет, а это сложно для человека, у которого первое слово было не «мама» или «папа», а «я сама», и в свои 29,5 надо учиться быть слабой, ну и далее, как в том эссе «про женскую силу».
Буду благодарна за анекдот, а то я, как всегда, начала за здравие, а закончила за то самое.
12.00
Словно пароходы у порта, фабрики и заводы коптили небо. Трубы жадно курили вейп. В общественных местах курить запретили. Когда же люди поймут, что атмосфера – это тоже общественное место? Пойми они это, перестали бы травить друг друга. Миру стало бы легче дышать.
Вонючая парадная Волоколамского шоссе. «Надо было садиться в Домодедово и заходить с Каширы». От свалки несло вороньем и мусором. Запах распада был тлетворный, будто завалили кого и, пытаясь похоронить, так и не смогли закопать как следует. Стоило только зевнуть, как за лесом потянулись бесконечные спальные районы, будто долгая прихожая коммунальной квартиры, забитая всяким плановым хламом по пути к кухне, гостиной, по пути к центру. Немного фонило от Митино, куда собирали ворованный металл и электронику со всех заводов, запазух, карманов и фабрик. Еще несколько взмахов и – МКАД.
Наконец-то Третье кольцо, этот брак по расчету Москве был необходим как воздух. Хоть как-то облегчить ее жизнь, избавить от бытовухи, привести себя в чувства. Точнее сказать – то, что от них осталось. Петропаша