«Ночные летописи» Геннадия Доброва. Книга 1. Геннадий Добров
ей всё, что знал об искусстве, о жизни… в общем, просвещал, брал с собой в мастерскую и везде. Но Лена пошла потом по музыкальной линии и стала концертмейстером.
А когда она была маленькая, отец сам сделал ей кроватку на полукруглых полозьях. В общем, эта кроватка раскачивалась и укачивала Лену. А поскольку мне всё равно надо было рисовать, то меня заставляли сидеть дома и следить за этой девочкой. Я качал её, чтобы она спала, я перестилал её, когда она была мокрая. Если она что-то наделает под себя, я тоже убирал и подмывал её. И я помню эту Лену, как она маленькая, совсем крохотная ещё была, как мать укладывала её поперёк кровати и осматривала – не запрели ли подмышки у неё, нет ли красноты между ножек, и присыпала её своей пудрой, которой она иногда пудрила лицо. (Была такая мода послевоенная – пудриться и немного губы красить.) Потом Лену пеленали и перевязывали ленточкой, во рту у неё находилась соска. И вот её клали в кроватку, закрывали, и я должен был её укачивать целый день.
Ну что мне оставалось делать? У меня сохранился довоенный ещё песенник, книжечка с песнями. И вот я качаю Лену одной рукой, в другой руке держу эту книжечку, читаю и пою ей разные песни. Такая была песня про японцев… вы хотите драки, генерал Араки, мы вам… что-то там такое… можем вам это устроить… (Лена так смотрит на меня, вытаращив глаза, я ей это всё пою.)
Потом я ей пел про Ермака, который погиб во время бури, Кучум на него напал. И вот я её качал, а сам громко распевал, почти орал:
Ревела буря, дождь шумел,
Во мраке молнии блистали.
И беспрерывно гром гремел,
И ветры в дебрях бушевали.
И беспрерывно гром гремел,
И ветры в дебрях бушевали.
Ко славе страстию дыша,
В стране суровой и угрюмой
На диком бреге Иртыша
Сидел Ермак, объятый думой.
На диком бреге Иртыша
Сидел Ермак, объятый думой.
Я её качал и одновременно смотрел, засыпает она или нет. И если она ещё не засыпала, я тогда пел дальше:
Товарищи его трудов,
Побед и грома звучной славы
Среди раскинутых шатров
Беспечно спали средь дубравы.
Среди раскинутых шатров
Беспечно спали средь дубравы.
О, спите, спите, мил герой,
Друзья средь бурею ревущей,
С рассвета глас раздастся мой,
Ко славе иль на смерть зовущий.
С рассвета глас раздастся мой,
Ко славе иль на смерть зовущий.
Потом опять я на неё смотрел. Если она ещё не заснула, я опять качал её и пел:
Страшась вступить с героем в бой,
Кучум к шатрам, как тать презренный,
Прокрался тайною тропой,
Татар толпою окруженный.
Прокрался тайною тропой,
Татар толпою окруженный.
Мечи блеснули в их руках,
И окровавилась