Неуязвимых не существует. Николай Басов
дешево, до следующего городка. Там нас искать уже не должны были, но я попетлял еще немного. Джину от этого стало совсем худо, но зато к следующему утру даже я был уверен, что нас никогда не найдут. По крайней мере у опытных сыскарей на эту работу должно было уйти две, а то и три недели. А кто же может позволить себе такое следствие в наше время? В общем, даже несмотря на рану Джина, мы успокоились, и поэтому все остальное пошло как по маслу.
14
В Москву мы вернулись, как пара цивилизованных людей – авиарейсом Луганск – Домодедово. Вообще-то, Луганск – из Донской Федерации, и границу они там держали так, что нам даже с моими документами, вырытыми в старом доте, пришлось потрудиться, найти самый заброшенный переходный пункт контроля да еще и взятку давать. Зато потом ни у кого и в мыслях не было обращать на нас внимание из-за харьковской визы. Луганск с маленьким королевством Сапегова абсолютно ничего не связывало, кроме того, что находились они на одной планете.
Разумеется, мы шли под измененными именами, а себе я еще и внешность изменил так, что вздрагивал, когда замечал незнакомую фигуру в зеркале или стеклянной витрине. Разумеется, внешность я подработал под ту, что заранее была выбрана для нового паспорта, меня ею наделили, потом я выучил ее, чтобы надевать, как скафандр, а в конце даже закрепил память легким самовнушением, чтобы не забыть. И все равно вздрагивал, уж очень неприятным был этот тип – сутулый, с обвислым, пивным брюхом, с шаркающей походкой коленками в разные стороны и презрительной, слюнявой нижней губой, выставленной вперед, как таран у древнегреческих галер.
Джин тоже не выглядел цветущим, главным образом из-за раны на ноге, но он считался по документам рабом, и все посторонние чувствовали, что свою работу ему приходится исполнять до изнурения. С таким рабством, которое я ему выбрал, проблем не было никаких, ни на одной таможне. Только однажды он, а затем и я получили по негодующему взгляду от молоденькой регистраторши из-за окошка при въезде в нашу бывшую Первопрестольную.
В Москве демонстрировать рабские отношения не принято, но по паспорту я и Джин были из Ростова, а там – совсем другое дело. Каждому, кто почитывал газетки, было известно, там уже более ста лет восемь из десяти человек считались рабами. Почему так получилось, я помнил плохо, кажется, это был первый город, где уголовники захватили полную власть и попытались внедрить единственную известную им политическую систему – зону, где есть блатари и все остальные. Разумеется, я не беру старую историю, когда к власти пришли коммунисты ленинского толка, но тогда у них была высосанная из пальца идеология и они ею успешно дурили народ, так что рабством в формальном смысле это не называлось, хотя фактически все получилось точно как в Ростове.
Таксист, который подхватил нас с Джином в аэропорту, очень удивился, что мы не назвали адреса, а стали кружить по районам с самой неблагополучной репутацией. Он уже, бедный, не чаял от нас избавиться, но на Васильевском спуске, где всегда было много