Толкование сновидений. Полное издание. Зигмунд Фрейд
император, который приказал казнить одного человека за то, что тому снилось, будто он отрубил ему голову, справедливо полагал, что если человеку снятся подобные сны, то ему могут прийти в голову такие мысли и наяву. Знакомое всем выражение "мне и не снилось" вдвойне важно, когда относится к чему-то такому, что противоречит нашему уму или сердцу». (А вот Платон был уверен, что лучшие из людей – те, кому лишь во сне может привидеться то, чем другие занимаются в состоянии бодрствования.)
Спитта приводит пример того, как Пфафф (Pfaff, 1868), перефразируя известную поговорку, призывает: «Расскажи мне, что тебе приснилось, и я скажу тебе, кто ты такой».
Проблему нравственности в сновидении затрагивает Гильдебрандт, фрагменты из небольшой работы которого я уже цитировал, – поскольку из всех знакомых мне исследований сновидений именно она внесла ценный вклад в изучение этой проблемы, являясь совершенной по форме и предлагая нам плодотворные идеи. Гильдебрандт (Hildebrandt, 1875) также глубоко убежден в том, что чем чище жизнь человека, тем чище его сны, а чем порочнее первое, тем порочнее второе.
«В то время как даже самая грубая арифметическая ошибка, самое романтическое искажение положений науки, самый смехотворный анахронизм может пройти мимо нашего сознания и не вызвать у нас подозрений, различие между добром и злом, между правдой и неправдой, между добродетелью и пороком никогда от нас не ускользнет. Как бы ни оторвались мы во сне от состояния бодрствования, категорический нравственный императив Канта повсюду следует за нами даже во сне… Но причина этому лишь в том, что основа человеческой природы, ее нравственная сущность достаточно прочна, устоять перед вихрем сновидений, в котором кружатся наши фантазия, разум, память и многое другое» (там же).
Продолжая обсуждать этот вопрос, многие авторы тем не менее начинают существенно менять свою точку зрения и становятся непоследовательными. Те, кто считает, что в сновидении нравственные принципы человека перестают действовать, строго говоря, теряют интерес к снам безнравственного содержания. Они не возлагают на спящего ответственность за то, что ему снится, не пытаясь доказать, что если сны человека порочны, то он порочен и сам, точно так же, как приснившаяся нелепица не является доказательством того, что интеллектуальные способности человека во сне существенно снизились. Те, кто считает, что «нравственный императив» распространяется и на сновидения, должны были бы, по логике вещей, согласиться с критическим отношением дилетантов к спящим, которым снятся безнравственные сны. Мне остается лишь надеяться, ради собственного блага этих людей, что им никогда не приснятся подобного рода грязные сны, чтобы никогда не пошатнулась их вера в собственные строгие нравственные принципы.
Но, вероятно, никто из нас не знает, насколько он хорош или плох, и каждый может вспомнить о том, что ему снилось что-то недостойное. И те и другие авторы, независимо от того, что у них противоположные взгляды на нравственность в сновидениях, стремятся выяснить происхождение