Цветы лотоса в грязном пруду. Александр Ушаков
заказу. Темная и туманная. Конечно, ни темнота, ни туман не спасали от техники пограничных катеров, но все же именно в такие ночи Мокусабуро Нояма чувствовал себя спокойнее.
Хотя, конечно, полное спокойствие он обретет только тогда, когда вернется к себе в Асиёро, небольшой городок на востоке Хоккайдо. И, как обычно, выпьет в честь благополучного, как он надеялся, возвращения за бога удачи Эбису несколько рюмок сакэ и выкурит пару трубок крепчайшего табака.
Потом поиграет с соседями в маджан[9].
А пока его ждет полная неизвестности ночь и натянутые, как струны сямисэна[10], нервы.
Впрочем, Нояма никогда не жаловался на свою судьбу. Он сам выбрал себе полную тревог и нервотрепки жизнь капитана полурыбацкой-полупиратской и полностью контрабандистской шхуны.
Только так, через натянутые нервы он в полной мере ощущал жизнь. Правда, заплатил он за свой выбор страшную цену. В одном из совершенных им пиратских набегов он потерял своего единственного сына.
Он и похоронил его как подобает хоронить моряка. В море…
Жена умерла еще раньше, и теперь он остался совершенно один. Его не пугали ни штормы, ни пограничники, ни рифы и туманы. Больше всего на свете он боялся одиночества, которое рано или поздно навалится на него. И кто знает, может, он подсознательно искал смерти, дабы не сидеть на старости лет в пустой квартире…
Нояма взглянул на часы. Половина второго… Пора бы появиться и тем, из-за кого он и так далеко вошел в российские территориальные воды. Хотя ничего хорошего сейчас такие путешествия не сулили. Это в девяностом можно было заходить в российские воды, как к себе домой. И они заходили. Ни много ни мало почти шесть тысяч раз. Но Россия начинала, похоже, приходить в себя, и в девяносто четвертом японцы “погостили” в ее водах “всего” двести раз. В этом же, девяносто пятом, они нарушили государственную границу России и того меньше. Около двадцати раз.
Впрочем, это его дело рисковать. За это ему и платили. А что и кому принесут сейчас на шхуну, его не касалось…
Они опоздали всего на пятнадцать минут. Ровно без четверти два на палубе шхуны появился молодой человек лет двадцати восьми в красивом спортивном костюме, на который была надета куртка на гагачьем пуху, поскольку в море было свежо.
Кивнув Нояме, он быстро прошел в один из кубриков, где его ждал неизвестный даже самому капитану человек.
Через десять минут парень в спортивном костюме снова появился на палубе и, махнув на прощание рукой, ловко спустился в ожидавшую его лодку.
Все было кончено, и Нояма приказал запускать машины. Пора возвращаться.
Но, как выяснилось уже через полчаса, на этот раз Эбису был явно не на стороне отчаянного капитана. Когда до нейтралки оставалось каких-то полторы мили, его шхуну осветил мощный прожектор пограничного катера и последовал приказ остановиться.
Памятуя о своих прошлых вояжах в территориальные воды России, когда ему удавалось убежать, Нояма и не подумал выполнять приказ пограничников. Он хорошо знал либерализм
Маджан – широко распространенная игра в кости.
Сямисэн – трехструнный щипковый инструмент.