Богомолье. Повести и рассказы. Иван Шмелев
Илья, а она сказала:
– Ведь они совсем темные… они еще ничего не знают.
Спросил барин:
– А почему у тебя, Илья, в рай идут больше убогие?
– А ведь правда! – сказала она и осветила глазами.
Показалось Илье, что она смотрит ласково, будто сама сказать хочет. Тогда прошло онемение, будто путы спали с Ильи, и сказал он вольно:
– По Священному писанию так: «Легче верблюду пройти…» и «блаженни нищие духом…». Так трактовали: Карпаччио…
Но перебил барин:
– Знаю!
А она сказала, опять сияя:
– Мне это нравится… и нравится вся работа. Как тихие голоса в органе был ее голос, как самая нежная музыка, которую когда-либо слышал Илья, были ее слова. Он, словно поднятый от земли, смотрел на это неземное лицо, лицо еще никем не написанной Мадонны, на ее неопределимые глаза, льющие радостное, казалось ему, сияние. Он не мог теперь отвести взгляда, все забыв, не слыша, что барин уже другой раз спрашивает:
– А почему у Ильи Пророка одежда как у последнего нищего?
Сказал Илья на крикливый голос:
– Пророки не собирали себе сокровища на земле. Сказано в Книге Пророка…
И опять перебил барин:
– Знаю!
– Все здесь говорит сердцу… – сказала она и осветила глазами. – Вас благодарить надо.
Поклонился Илья стыдливо: были ее слова великой ему наградой. Сказал барин:
– Да, спасибо, Илья. Оправдал ты мое доверие.
И повел барыню. Стоял Илья как во сне, затих-затаился. Смотрел на то место, где стояла она, вся светлая. Увидал на полу полевую гвоздичку, которую она держала в руке, и поднял радостно. И весь день ходил как во сне, не здешний: о ней думал, о госпоже своей светлой. Весь этот будто праздничный день не находил себе места. Выходил на крылечко, смотрел вдоль аллеи парка.
Зашел Каплюга:
– Ты чего, Илья, нонче такой веселый? Похвалили твою работу?
– Да, – сказал Илья, – похвалили.
– Вольную должны дать тебе за такой подвиг… – сказал Каплюга.
Не слыхал Илья: думал о госпоже светлой. А вечером пришел на скотный двор камердинер и потребовал к барину:
– Велел барин в покои, без докладу.
В сладком трепете шел Илья: боялся и радовался ее увидеть. Но барин сидел один, перекладывал на столе карты. Сказал барин:
– Вот что, Илья. Желает барыня икону своего ангела, великомученицы Анастасии. Уж постарайся.
– Постараюсь! – сказал Илья, счастливый. Пошел не к себе, а бродил до глубокой ночи у тихих прудов, смотрел на падающие звезды и думал об Анастасии. Крадучись подходил к барскому дому, смотрел на черные окна. Окликнул его Дема-караульщик:
– Чего, марькизь, ходишь? Ай украсть чего хочешь?
Не было обидно Илье. Взял он за плечи горбатого Дему, потряс братски и посмеялся, вспомнил:
– Дема ты, Дема – не все у тебя дома, на спине хорома!
Постучал колотушкой, отдал и поцеловал Дему в беззубый рот.
– Не сердись, Дема-братик!
И пошел парком,