Целуя девушек в снегу. Альберт Светлов
на месте руин жалкое подобие детской площадки с фигурками убогих лебедей из раскрашенных старых автомобильных шин, парой хилых клумб и тощей песочницей.
Чуть выше по улице – дом моего одноклассника, Ваньки Овечкина. Строение добротное, с высокими светлыми окнами, постоянно занавешенными белым тюлем, с крытым просторным двором и неохватным высоким тополем у пристенной поленницы. Сам Ванька покуда жив, ему ещё год учиться на механизатора в местной деревенской «учаге». Погибнет он, лишь спустя 22 года, врезавшись, по пьяни, на недавно купленной иномарке в опоры высоковольтной линии электропередачи.
До того момента, пока мы не подъехали к птичнику, в «Икарусе» было, несмотря на отсутствие пустых мест, относительно просторно. Но здесь почти всегда рейсовый автобус ожидало не менее десяти—пятнадцати человек, и тот понедельник не являлся исключением. Нам пришлось изрядно подвинуться, едва новые пассажиры поднялись в салон. Невзирая на толчки, пихания и попытки оттеснить меня от форточки, мне, всё же, удалось остаться недалеко от дверей. Я не любил ездить, болтаясь где—то в середине автобуса, к тому же в центре толпы, не имея, при этом, никакой возможности за что—нибудь держаться. И для сего имелись веские причины.
Пару лет назад дед с бабушкой получили квартиру в Тачанске и мы с Ложкиным на выходные иногда ездили к ним в гости. Врезавшаяся в память поездка случилась в середине весны. Снег уже почти весь стаял, по обочинам дороги стояли лужи с грязной мутной жижей, а деревья пока не успели обзавестись новыми листочками. День мы выбрали для вояжа не лучший, прохладный и дождливый, окна и люки в автобусе оставались задраенными. А народу тогда набилось более, чем прилично. Сидений нам не хватило, да мы и не стремились их занять, поэтому, прибывающие в деревнях люди, вскоре нас с Веней разъединили. Он, как более проворный, сумел остаться поближе к выходу, а я очутился затёртым в серёдку автобуса и стиснутым со всех сторон. За час дороги воздух в салоне разогрелся, стало невыносимо душно, и у меня начала кружиться голова, а лоб покрылся испариной. И ни одной струйки свежего воздуха, ни ветерка в этой консервной банке, неторопливо ползущей по направлению к городу. Ситуацию усугубляла тёплая осенняя куртка, и сколько бы я её не расстёгивал, это не спасало. Я задыхался. Закончилось всё предсказуемо. Когда до конечного пункта оставалось около пятнадцати километров, перед глазами замелькали чёрные мушки, и я повалился назад. Хорошо, что стиснутый со всех сторон людьми упасть на пол я не смог, а те из них, кто стоял по бокам, заметив моё побелевшее лицо, крикнули водителю, что «парню плохо». Услышав крик, шофёр притормозил телегу, и меня вытолкали на улицу подышать воздухом. Здесь, в низине, на обочине, у безлистного ивняка я и расстался со своим скромным завтраком. Вытерев губы носовым платком, и несколько раз глубоко вдохнув влажный, пропитанный солярой воздух, я снова полез