Унесенные ветром. Том 1. Маргарет Митчелл
нее сверху вниз с выражением обреченности и страдания.
– Я буду ненавидеть вас всегда, до самой смерти! Вы низкий, бесчестный… – Она никак не могла припомнить нужное, достаточно оскорбительное слово.
– Скарлетт… поймите…
Он протянул к ней руку, и она с размаху изо всей силы ударила его по лицу. Звук пощечины, нарушивший тишину комнаты, был похож на звонкий удар бича, и внезапно вся ее ярость куда-то ушла, и в сердце закралось отчаяние.
Красное пятно от пощечины отчетливо проступило на его бледном усталом лице. Он молча взял ее безжизненно повисшую руку, поднес к губам и поцеловал. И прежде чем она успела промолвить хоть слово, вышел из комнаты, тихо притворив за собой дверь.
У нее подкосились ноги, и она упала в кресло. Он ушел, и его бледное лицо с красным пятном от пощечины будет преследовать ее до могилы.
Она слышала его затихающие шаги в холле, и чудовищность всего, что она натворила, постепенно все глубже и глубже проникала в ее сознание. Она потеряла его навсегда. Теперь он возненавидит ее и всякий раз, глядя на нее, будет вспоминать, как она навязывалась ему без всякого с его стороны повода.
«Я не лучше Милочки», – внезапно подумала она, припомнив вдруг, как все – а сама она еще пуще других – высмеивали развязное поведение Милочки. Ей живо представилось глупое хихиканье Милочки, повисшей на руке у какого-нибудь очередного кавалера, припомнились ее неуклюжие ужимки, и она почувствовала, как в ней снова закипает злоба – злоба на себя, на Эшли, на весь мир. Она ненавидела себя и ненавидела всех за свою первую детскую отвергнутую любовь и за свое унижение. В ее чувстве к Эшли немного подлинной нежности сплелось с большой долей тщеславия и самодовольной уверенности в силе своих чар. Она потерпела поражение, но сильнее, чем горечь этого поражения, был страх: что, если она сделалась теперь всеобщим посмешищем? Может быть, она своим поведением так же привлекала к себе внимание, как Милочка? Может быть, все смеются над ней? При этой мысли по спине у нее пробежала дрожь.
Рука ее упала на маленький столик, стоявший возле кресла, пальцы машинально сжали вазу для цветов, на которой резвились два фарфоровых купидона. В комнате было так тихо, что ей захотелось закричать, сделать что-то, чтобы нарушить эту тишину: ей казалось – еще мгновение, и она сойдет с ума. Она схватила вазу и что было сил запустила ею в камин. Пролетев над диваном, ваза ударилась о мраморную каминную полку и разбилась на мелкие осколки.
– Ну, это уж слишком, – прозвучало из-за спинки дивана.
От неожиданности и испуга Скарлетт на миг лишилась дара речи и ухватилась за кресло, чувствуя, что у нее подкашиваются ноги, а с дивана поднялся Ретт Батлер и отвесил ей преувеличенно почтительный поклон.
– Уже достаточно неприятно, когда твой послеобеденный сон нарушают таким обменом любезностей, какой я вынужден был услышать, но зачем же еще подвергать мою жизнь опасности?
Это было не привидение. Это в самом деле был он. Но боже милостивый, он же все слышал! Призвав на помощь все