Порою блажь великая. Кен Кизи
украдкой поглядывая на документ:
– Спасибо, Генри. Весьма разумно. Став пайщиками, вы вправе рассчитывать на определенные скидки и льготы…
Генри засмеялся – странноватым, жестким смехом, что появился у него недавно, смехом, способным как нож перерезать нить любой беседы:
– О, думаю, мы и без «определенных льгот» себе завтрак поджарим. – Он подхватил бумагу и помахал ею, держа чуть-чуть за пределами досягаемости благодетеля. – Наверно, и без пая где-то там как-нибудь протянем.
– Генри… старина… – Мозгляк многозначительно сощурился, следя за дразнящими движениями документа, и принялся декламировать, пародируя отца и сам того не сознавая: – Мы основатели новых рубежей, труженики нового мира – мы должны бороться плечом к плечу. Совместными силами…
Генри расхохотался и сунул бумагу ему в руку. Затем наклонился, подобрал несколько голышей, рассыпанных по речному берегу. И пустил один по раздольной серо-зеленой водной глади, с блеском:
– Да, думаю, определенно поджарим.
Не видя должного восторга, благодетель впал в легкое уныние.
– Генри, – тихо сказал он снова и тронул Генри за локоть двумя своими пальцами, тонкими, как сосульки, – я родился на этой земле. Я вырос здесь, в глуши и дикости. И я-то уж знаю, зачем первопроходцу нужны друзья. Чтобы выжить. И… ты мне по правде нравишься, старина. Не хотелось бы видеть, как всякие неукротимые стихии вынудят тебя уйти отсюда. Как… некоторых.
Генри разом швырнул в реку всю горсть гальки:
– Никто никуда не идет, Бобби Стоукс, Мозгляк Стоукс, больше никто никуда не идет!
И вновь рассмеялся тем же яростным смехом, презревающим мрачность и робкий фатализм людей. И под этот смех камешки медленно истаяли в речной воде.
А спустя годы, когда, благодаря тому же яростному упорству, он обрел состояньице и лесозаготовку, чьи масштабы ограничивались лишь числом родственников, перебравшихся сюда, чтобы работать на него, – одним прекрасным утром Генри переправился через реку к гаражу, подле которого нарисовался развозной грузовичок Мозгляка.
– Утро доброе, Генри! Как Генри Стэмпер-младший?
– Шумно, – ответил Генри, скосив глаза на старого приятеля, жердью торчавшего у дверцы машины. Мозгляк прижимал к бедру какой-то ободранный бурый пакет. – Ага. Шумно и прожорливо! – Он замолчал, продолжая коситься.
– О! – Мозгляк вдруг вспомнил про пакет. – Вот что пришло тебе сегодня утром. Надо полагать, в Канзасе прослышали о рождении.
– Надо полагать, так.
Мозгляк скорбно поглядел на бандероль:
– Да, это из Канзас-Сити. Родич, наверное?
Генри ухмыльнулся в кулак – этот жест был излюбленным у Мозгляка, прикрывавшего рукой свой лающий кашель, и люди в городке порой задавались вопросом, не перенял ли Генри это движение, чтобы досадить своему угрюмому компаньону.
– Что ж… – Он рассмеялся – такую Мозгляк развел суету. – Поглядим, что за хрень он там прислал.
Мозгляк уж раскрыл карманный