Ведьмы. Запретная магия. Луиза Морган
вроде: «Мужчина ли или женщина, если будут они вызывать мертвых или волхвовать, да будут преданы смерти».
– Мы не вызываем мертвых, – запротестовала Флоранс.
Никто не ответил. Отрицать было бессмысленно: охотника на ведьм не заботила правда. Когда Луи, единственное дитя Изабель, вернулся в Бретань, Бернар отыскал его и выбил признание о местонахождении клана. Изабель не знала, остался ли ее сын в живых.
– Он знает о нашей ферме, – продолжила Нанетт. – И еще добавил, что нам стоит быть поосторожнее на скалистой дороге, раз уж мы не пребываем под покровом Божьим.
– Это угроза, – произнесла Луизетт.
Остальные сидели молча, переваривая мрачные новости, которые рассказала Нанетт.
Девушка отхлебнула немного подслащенного медом козьего молока, принесенного Флеретт. Она могла бы рассказать и больше. О том, как пустые глаза охотника на ведьм заставили ее желудок сжаться, как его отдающее гнилью дыхание напомнило ей тех самых бесов, о которых он разглагольствовал. А еще она могла бы сказать, что с тем же успехом можно обратиться в веру и покончить с этим. Миган была бы счастлива, да и она завела бы себе новых друзей.
Но она чувствовала себя уставшей, и теперь, когда насытилась, ее еще стало клонить в сон. Говорить ей больше не хотелось, только лишь снять тяжелые сапоги и закрыть воспаленные глаза. Фитиль в масляной лампе был коротко подрезан, поэтому кухня наполнялась успокаивающим тусклым светом. Кто-то из мужчин закурил трубку, и сладко пахнущие яблоней кольца дыма поплыли к балкам. Низкий потолок фермерского дома, густо покрытый соломой, казался уютным, как старое лоскутное одеяло. Нанетт хотелось пойти в постель, утонуть лицом в подушке из гусиных перьев и забыть все, что связано с человеком, ненавидящим их настолько, чтобы преследовать через Ла-Манш. С человеком, который швырнул ей нить четок, заставляя поднять их и надеясь, что они обожгут ей пальцы.
Конечно, она могла не обратить на это внимание, но она поступила по-своему. Девушка подобрала четки и положила себе в карман – просто чтобы доказать, что она могла это сделать.
Она выпила молоко до дна, пробормотала слова благодарности Флеретт и встала из-за стола.
– Bonne nuit[8], – пожелала она всем присутствующим.
Клод поднял обветренную руку:
– Attendez[9]. Женщины, послушайте! Больше никаких ритуалов.
Луизетт повернулась к мужу:
– Pourquoi?[10]
– Он шпионит за нами. Он и еще один священник, тот, что из церкви Святого Илария. Это небезопасно.
– Никто не видит, как мы поднимаемся на верхушку горы.
– Мимо может проезжать какой-то торговец. Могут наведаться соседи.
– Pfft![11] Соседи ни разу еще не наведывались.
Суровое выражение лица Клода не смягчилось:
– Не спорь.
Луизетт встала из-за стола, поджав губы, и удалилась в гробовой тишине. Остальные – Анн-Мари, Изабель, незамужние сестры-близнецы Флоранс и Флеретт – сидели потупив взгляд.
Нанетт пожала
Спокойной ночи (
Подождите (
Почему? (
Подумаешь! (выражение презрения) (