Серебряный поэт. Вадим Шарыгин
ьсы, опали руки, одеревенели ноги, увлажнился взгляд. Чуть слышен колокол. Талантливая поэзия свершает своё молчание. Молчит она. Молчат её. Студёный холодок предчувствия в раскалённом сердце. По правую руку – потемневшим серебром осыпается лес. По левую – то вьются ввысь, то кланяются крышам берёзовые дымки печей. Жизнь ещё теплится: в посиневших окошках, в постаревших сердцах… Вера в лучшее подобна улыбке у постели умирающего… Мои стихи неразличимы для неимущих в поэзии, как слёзы в дождь, неразлучимы с Серебряным веком, неразлучны – со всем, что навек утрачено. Я – на перроне, а поезд времени умчал почти всех моих современников, моих друзей, моих дам и господ, товарищей по оружию, моих серебряных поэтов, мою Россию, моё восхитительное детство, мою так и не прожитую жизнь – умчал в невозвратимую даль. Сиротливая старомодная Родина отрешённо покачивает, как обезумевшая мать мёртвого ребёнка, тусклый свет полуночных фонарей. Темнота затаилась в подворотнях, растворилась в серебристом отливе спящих полей. Ночь – сестра милосердия для расстрелянной сомнениями души, остов мечтаний и остров отдохновения – мой врангелевский Крым. А струйки, стелющиеся над седыми крышами дымов, как последнее видение уходящей в вечное безмолвие русской эскадры: под колыхание фуражек, под трепет афиши Художественного театра, под взмахи платочков, под звучные прикосновения к воздуху фортепьянных пальцев – под ныв скрипок, под хрип сходней – из-под Чёрного моря, из-за серых бортов, сквозь стоны чеховской чайки… Эра посредственностей в разгаре. До рассвета ещё далеко, уже далеко… До расцвета поэзии, как до луны. До неба – рукою подать. Прощай, кромешность! Здравствуй, светлая ночь! Здравствуйте, звёзды!
Любите поэзию
Весенних дум ристалище.
Разбились капли первые дождя на мостовой.
Притихли ученические скрипочки синиц и клавиш
Осталось: одна-две – руке над чёрно-белою рекой – всплеск плавный кистевой…
Вдруг, вдохом полногрудым, опьяняющим – пространство славишь!
Пристало внять: шум проливной и закипающая оторопь ветвей, окон:
Скользнувший омуль в омут стёкол, и высотный взгляд на вещи.
Назревший колокол напропалую прозвонил вдоль переулочка, о ком?
Душа досматривала жизнь, должно быть, сон, должно быть, вещий.
Обмякшую любимую прижать к груди, всё крепче, крепче, чтобы ожила —
Вот так поэзию прижмите, так любите, не иначе!
В шёлк шумный обернуть её и обернуться вдаль успеть, такие, брат, дела…
А дождь раздухарился в палисадниках, зашёлся в плаче.
Надёжное пристанище
Стихающим стихам – апрель вечерний, дождевой,
Свершилось омовение… Не то чтобы надежда, просто
Прекрасен воздух, путь к рассвету, новый день натянут долгожданной тетивой,
Лохматый пёс, скрестивши лапы, обглодал пространства остов.
Первый поэт России
Стройно и трогательно догорают свечи наших надежд.
Свеча поэзии у окна судьбы. В кромешной темноте времени и пространства.
Оставленная, но не забытая навсегда!
Преданная поэзии жизни.
Преданная обывателями со стишками.
Падающая высота чарующего очи пламени, в котором – больше света пути, чем тепла батареи отопления.
Да будут «первые» в массовой среде «последними»!
Последними из тех, кто знает и помнит…
Как не пробиться солнечному свету
Сквозь гущу лбов, так не пробиться мне,
Настигнутому полночью поэту,
Сквозь толщу глаз,
Сгорать свечой в окне.
Гудит весной широкая подмога,
Грядёт тепло,
Душа окаймлена
Огарком талым…
Прорва тьмы! Немного
Серебряная вспомнится луна.
Свет обречён?
Тень тьмы неодолима!
Лишь тонкий дым над воском
Вдоль стекла.
Сжигает ночь – сегодня свет Вадима,
Вчера – Марины,
Светом истекла
Свеча Сергея…
Пыль веков на койке.
Белеют хлопья снежного сырца.
И волосатым солнышком наколки
Освещены замёрзшие сердца.
Как не пробиться первому поэту
Сквозь твердь тумана, пустошь густоты,
Так и свече не осветить планету,
Не освятить уставшие мечты.
Быть первым – кто поднимет эту ношу!
Все строки – на вес крови,
Жизнь