Жить! (сборник). Андрей Рубанов
его спиной упирался в потолок царь Петр, портрет маслом. Работы знаменитого Шмазунова – это наш меценат Трящев заказывал, у него еще прибаутка на этот счет: «На искусство и… – денег не жалей!» Так и действует, юрист, не жалеет.
Царь дико пучил глаза на ветчинном лице. «Я глаза всегда на десерт оставляю», – гордо выпячивался Шмазунов в своей мастерской. Я тогда еще чуть не ляпнул: «Может, поэтому они вдвое больше, чем надо, получаются». Усы котовьими хвостами стреляли в верхние углы рамы, а сама рама лоснилась золотыми бубонами плодово-ягодных наворотов и кренделей. Цыганщина, разнузданная цыганщина!
Мне почему-то вдруг сделалось стыдно, неловко. Словно я просидел весь вечер с расстегнутой ширинкой, а заметил, лишь уходя, в гардеробе. Я вдруг взглянул на все вокруг глазами Ивана.
Какая дилетанщина! Стыд!
Больше всего это походило на дрянной драмкружковый спектакль – дешевая бутафория. Гнусность! Все эти зеркала, фальшивые пальмы, мореного дуба паркет, золотая лепнина по потолку, слоновьи кресла из Англии – какой китч, господи! А лица! Какие персонажи!
Эти откляченные мизинцы мясистых рук!
Ненароком выскользнувшие из-под манжет швейцарские хронометры.
Золотые зажигалки, никак не желающие сидеть в темноте кармана.
Пошлятина!
И эта хваткая невеста, на своем шведском протезе ухитрившаяся проскакать – прыг-скок – по всем кроватям здесь присутствующих, и подлец-полковник со своим белоснежным оскалом, и недоучки братья Гольдберги – наши бензиновые герцоги, и красномордый хам и мерзавец мэр, и слюнявый меценат Трящев со своей вульгарной дурой женой, и судья – изнывающий педофил и страстный рыболов-охотник, грубый Рафик Муюмов с огрызенными до мяса ногтями – сеть супермаркетов «Наяда».
Да и я сам.
Я!
Сливки общества, одним словом. Честь, ум и совесть, короче говоря.
Стряхнул наваждение, залпом допил коньяк. Повернулся к нему:
– Иван Александрыч, не томите… Какие мельницы, какой палладий?
– Палладий девятнадцать, – Иван строго глянул на меня, – девятнадцать… – И продолжил: – Это топливо будущего. До недавнего времени было всего лишь одно месторождение – в Кашмире.
– В Кашире? – Это Ольга Трящева.
– В Кашмире, Индия. Штат на границе с Пакистаном. Особого интереса палладий девятнадцать не представлял. Так, ученые экспериментировали. В основном в термоядерном синтезе, чистая теория, никакого практического применения. Пока…
Иван критически оценил сигару, которая явно мешала ему, тлея в руке, прицелился и ловко метнул ее в камин.
Диана зааплодировала, тут же стухнув под строгим жениховым взглядом.
– Пока… – наконец освободившаяся рука подняла указательный палец, – пока профессор Маннерстрем не изобрел свою мельницу, Палладиеву мельницу.
Иван снова обвел всех взглядом.
– Палладиева мельница – это фактически «перпетуум мобиле»…
– Вечный двигатель, – невольно влез я.
– Да, вечный двигатель! – гордо