Мысли, которые нас выбирают. Почему одних захватывает безумие, а других вдохновение. Дэвид Кесслер
вертелась вокруг меня.
Раньше Джеки никогда так не реагировала на незнакомых людей. Она залилась краской, и все звуки извне стали слышны как будто сквозь толстый слой ваты. Но она сохраняла спокойствие и продолжала выполнять профессиональные обязанности. Джеки дала Полу ряд советов по структуре книги и поиску литературного агента, и они вежливо распрощались.
Потом было несколько электронных писем с некоторым намеком на флирт, но не выходящих за рамки с ее стороны, Джеки вообще была доброжелательным и общительным человеком. Потом сестра рассказала Джеки, что Пола осудили и отправили в тюрьму общего режима.
Пересказывая эту историю, Джеки дрожала от возбуждения, перескаивала с одного эпизода на другой, добавляла все новые детали к уже сказанному. Когда я указал на ее состояние, она ответила, что обожает говорить о нем:
– В этот момент я чувствую, что живу.
После той первой встречи ничего не произошло, ведь Пол вскоре отбыл к месту своего тринадцатимесячного заключения. После освобождения он назначил Джеки встречу, поскольку снова вернулся к идее написать книгу. Увидев его, Джеки почувствовала знакомое возбуждение; однако в этот раз она немедленно сосредоточилась на проекте. Они решили обсудить книгу тем же вечером, за ужином, в одном из ресторанов Гринвич-Виллиджа. Джеки помнила больше мельчайших подробностей этого вечера, чем любого другого момента отношений с Полом, которые длились три года.
– Я прекрасно помню, как увидела его в переполненном баре. Помню, что я заказала сибас. А он заказал бутылку «Пино нуар». Помню, что мы с ним сидели за третьим столиком от двери.
После ужина, за которым они просидели несколько часов, Пол предложил Джеки подвезти ее до дома. Пока они ехали в такси, Пол ненавязчиво положил руку на обтянутое чулками бедро Джеки.
– Он не сжимал мою ногу. Он просто касался меня и не отводил руку – казалось, прошло три часа, хотя мы ехали не более десяти минут.
Этот момент Джеки описала как «распахнувшуюся дверь». Смесь ужаса и вожделения – ужаса из-за вожделения, которое, как она знала, было неправильным, плохим; и это вожделение было почти непереносимым, хотя она наслаждалась им.
После того ужина Пол начал чаще присылать ей электронные письма. Для Джеки то, что начиналось как легкий намек на влечение, постепенно переросло в непреодолимую потребность. Вскоре она уже была неспособна думать ни о чем и ни о ком другом, только о Поле. Когда один литературный агент отказался участвовать в ее проекте, Джеки безотчетно почувствовала, что обязана помочь Полу в продвижении его еще не написанной книги.
– Я знала, как важно для него написать эту книгу. У меня было ощущение, что с этим мужчиной обошлись несправедливо и мне нужно помочь ему. Я рассуждала: «Мы должны выпустить его книгу, я должна. Я в долгу перед ним».
Это был новый опыт – кто-то искренне считал ее совершенством, а не просто воспринимал как сексуальный объект.
Она верила, что у Пола была единственная надежда на реабилитацию – история,