Любят только раз. Джоанна Линдсей
сейчас она не в настроении, – заметил Николас. – Если в меня запустят вазой, я сочту, что легко отделался.
– В таком случае отправляйся один, а завтра расскажешь, чем кончилось ваше свидание.
– Я знал, что здравый смысл в тебе победит, – мрачно ответил Николас.
Он скакал домой во весь дух. События вечера окончательно его отрезвили, и он проклинал себя за необдуманный поступок. Единственная надежда была на то, что у таинственной незнакомки хватит ума обратить все в шутку.
Тиндэйл взял у хозяина накидку, шляпу и перчатки.
– Как тут дела? – спросил Николас, заранее предвидя, что дворецкий начнет жаловаться на пленницу.
– Все спокойно, милорд.
– Ни звука?
– Ни звука.
Николас глубоко вздохнул. Все ясно, она приберегла свой гнев к его возвращению.
– Вели закладывать карету, Тиндэйл.
Наверху было тихо как в могиле. Люси, хорошенькая служанка, с которой Николаса связывали весьма теплые отношения, не осмелилась бы зайти туда без приглашения, камердинер Харрис спал в своей комнате, он ожидал хозяина только к утру. Кроме Тиндэйла, никто не знал, что в доме находится таинственная незнакомка.
Секунду помедлив у спальни, Николас отпер дверь и быстро распахнул ее. Он прикрыл голову рукой, опасаясь, что сейчас в него полетит ваза, но ничего не произошло. Тогда он взглянул на свою пленницу и застыл.
Она стояла у окна и удивленно смотрела на него. В ее взгляде не было ни смущения, ни испуга. Глаза с необычным разрезом казались темно-голубыми на фоне ослепительно белой кожи. Их ясная глубокая синева напоминала прозрачный хрусталь в оправе черных густых ресниц, а черные брови взлетали прихотливо изогнутой дугой. Полные, красиво очерченные губы, изящный прямой нос. Черные как вороново крыло волосы с мелкими завитками обрамляли лицо, отчего белая кожа приобретала оттенок полированной слоновой кости.
Незнакомка была так хороша, что захватывало дух. Но не только ее лицо поражало красотой. Невысокая, изящная, но в ее формах уже не было детской угловатости. Розовый муслин обрисовывал упругую грудь. Вырез платья, не такой дразняще глубокий, как у большинства туалетов подобного фасона, выглядел, пожалуй, еще более соблазнительным. Николасу вдруг захотелось чуть-чуть оттянуть его вниз, чтобы освободить из-под корсета прелестную грудь. Он чувствовал, как в нем помимо его воли просыпается желание. Господи, он, словно мальчишка, теряет над собою власть!
Отчаявшись взять себя в руки, Николас решил произнести хотя бы что-нибудь:
– Приветствую вас.
В тоне ясно слышалось: «Как у нас дела?» – и Реджи невольно улыбнулась. Он так великолепен. Но, помимо внешней красоты, в нем была еще какая-то особая притягательность, которая волновала и пугала ее. Он показался ей даже более неотразимым, чем дядя Энтони.
Незнакомец очень напоминал ей дядю Тони, и не только ростом и сложением, но и тем, как его взгляд оценивающе скользнул по ее фигуре. Ее любимый дядюшка часто смотрел так на женщин.