Что-то пошло не так. Послесловие. Мария Латарцева
ещё не спешит отвечать, так как не понимает, какое это имеет значение.
– Ты меня понимаешь? Откуда ты, а? С Донецка? – мужчина уже более настойчив – он поворачивает голову лицом к Богдану, вопросительно заглядывает ему в глаза. – Нет? Со Львова?
Полученный ответ его полностью удовлетворяет, и уже не таясь, он облегченно вздыхает и заметно оживляется.
– Аа-а! Свой, значит, так бы сразу и говорил. То-то меня к тебе в напарники определили. И я оттуда.
Внезапное появление Любы возвращает соседа к его прежнему состоянию. На тележке сиделки – тарелки с обедом.
– Ну, как вы, пообщались немного, познакомились? Понимаю, что место для знакомства не лучшее, а причина встречи – и подавно, но что поделаешь, если такое случилось? А я к себе заглянула, немного перекусила, теперь вот вам покушать принесла, сейчас кормить стану.
Женщина по-домашнему раскладывает салфетки, достает завёрнутые в вафельное полотенце ложки-вилки и обращается к недавно прибывшему:
– Вы как, Иван, сами будете кушать, или вас покормить?
Вместо ответа больной зашевелился, делая попытку привстать, но тут же жалобно, как-то по-детски обиженно, скривился, что-то невнятно забормотал, и обессилено вернулся в лежачее положение.
– Хорошо, хорошо, только не двигайтесь! – тут же бросилась к нему на помощь Люба, засуетилась, будто наседка вокруг потомства, захлопотала. – Лежите спокойно, не поднимайтесь, если болит… Нельзя! Я сейчас… Я сама…
Женщина удобно укладывает Ивана, заботливо приподнимает его голову, приспосабливая под неё сложенную вдвое подушку.
– Вы извините, Богдан, я вас немного позже покормлю, ладно? Видите, человек сам не может, ему болит… – извиняется Люба, опуская вниз виноватый взгляд.
– Да я и сам управлюсь, мне не трудно, вы только тарелки поближе поставьте, чтобы сподручнее было. Ну, и приборы, конечно, – принимает он условия игры, с удивлением наблюдая за фантастическим перевоплощением своего нового соседа в немощного инвалида, не способного без посторонней помощи даже дышать.
Но это был ещё не конец, это была только прелюдия большого представления, главным героем которого, и режиссёром одновременно, являлся Иван. Богдану традиционно отводилась роль благодарного зрителя.
Шоу продолжалось до самого вечера, поговорить удалось лишь после того, как Люба, вымотанная за день, ушла домой, а до этого Богдан с неподдельным интересом созерцал, как его невольный напарник лежит, развалившись на кровати, а вокруг него суетится сиделка. Правда, во время ужина, при виде скорбно открывающегося для приема пищи рта Ивана, Богдан еле сдержался, чтобы не захохотать вслух.
После ухода женщины с соседом случилось чудесное исцеление. На ноги, правда, он не встал – по случаю ранения, но метаморфозы были на лицо – мужчина снова стал самим собой.
– Думаешь, мне не противно? – не дожидаясь осуждения, обратился он к Богдану уже своим нормальным голосом. – Противно, конечно, но так надо. Понимаешь, у меня времени в обрез. Мне себя нужно беречь, силами запасаться. Уходить