Эликсир для вампира. Галина Полынская
жил тогда под Петербургом, владел усадьбой с конезаводом. Именно из-за этого конезавода мы и обратили на него внимание.
– Мы – это кто?
– Не надо тебе этого знать.
– Как скажешь. А что было не так с конезаводом?
– Кроме редких пород, у него водились мустанги-иноходцы. А это дикие лошади с другого континента, они не размножаются в неволе. У Феликса же они имелись и успешно размножались. Он даже выводил какие-то новые породы, но при этом сам никогда не подходил к лошадям, не входил в конюшни, только его конюхи. Лишь позже я узнала причину: лошади – одни из немногих животных, чующих вампира, они начинают беспокоиться, если он подходит близко.
Мне пришлось поселиться по соседству, чтобы понять, какое существо ступило на эти территории. Прежде мне не доводилось сталкиваться с вампирами. С оборотнями случалось, но с настоящим вампиром – никогда. Кстати, Феликс всегда обладал какой-то холодной, но абсолютно магнетической притягательностью, от которой женщины просто сходили с ума. Сегодня она – уважаемая мать почтенного семейства или юная девица строгих правил, а завтра мимолетно увиделась с Феликсом – и все пропало. Как же его утомляло это назойливое внимание…
– Еще бы! Испанский аристократ, как тут устоять! – захихикал Дон Вито. – А ты как? Тоже равнодушной не осталась? Мне можно рассказать, я же – могила!
Даана в упор взглянула на крысу пульсирующими зрачками-метрономами. Тот сразу же отошел к горшку с кофейным деревцем и смиренно уселся у расписной керамической стенки.
– Что Феликс желает сильнее всего на свете? Без чего он не в состоянии жить?
– Без солнца! – торопливо выпалил крыс, взволнованный металлическими нотами ее голоса. – Больше всего на свете он жаждет снова увидеть солнце. Феликс так и не стал полноценным вампиром, в нем осталось что-то человеческое. А человеку нужно солнце, иначе он начинает мучиться в темноте. Феликс и так почти пять сотен лет терпел. Больше не может, невыносимо ему.
Золотистые глаза диковинного разреза прищурились, становясь похожими на лепестки мифического цветка.
– Солнце? – переспросила Даана. – И все?
– Да. Больше ему ничего не нужно. А! Еще Феликс говорил, что его мучают сотни лет постоянного вранья. Вся его жизнь состоит из легенд и лжи. Он до смерти устал от этого.
– Если существование его столь мучительно и беспросветно, отчего он не желает покончить со всей историей разом? Со всей своей бесконечной трагедией. Это же так просто: дождаться рассвета, увидеть солнце и умереть счастливым.
– Феликс рассказывал, что на его памяти некоторые вампиры до того разочаровывались в своем существовании, что так и поступали. И тогда с ними начинало происходить нечто страшное. Смерть для вампира – не финал, не избавление. Подробностей, увы, не знаю, Феликс этой темы неохотно касается. В общем, деваться ему некуда, и порой мне кажется, что держится он уже из последних сил. Настолько из последних, что рядом постоянно ворон кружится…
– Это