Невысказанное завещание (сборник). Амирхан Еники
пронизывающая повествование, как серебряные нити паутины пронизывают синий воздух бабьего лета» [Мустафин, 1974: 5]. Присущая художественной манере писателя музыкальность, как представляется, имеет биографические истоки. Отец писателя и его ближайшие родственники были музыкально одарёнными натурами. Вспоминая их пение, А. Еники признаётся: «Мин үзем җырдан мәхрүм кеше, әмма бик тиз тәэсирләнәм, беренче җырдан ук инде миңа яшьләремне тыю бик авыр була. Җыры да бит нинди – бәгырьгә төшәрлек! <…> Кызык хәл: бик әсәрләнеп тыңлаганга күрәме, мин җырланган көйләрнең исемнәрен белә алмыйча кала идем» [Еники, 2000, 4: 77]. «Сам я, увы, петь не умею, но спокойно слушать пение не могу – оно волнует меня необыкновенно, и уже после первой песни я с трудом сдерживаю слёзы. <…> Странное дело, оттого ли, что я целиком отдавался песне, я не успевал запомнить их названия» [Еникеев, 1998: 69]. Размышляя о национальных мелодиях, писатель делает следующие наблюдения: «Йә, әнә шул меңнәрчә чакрымнарга сузылган далаларны, урман-суларны, арбалар шыгырдавын тыңлый-тыңлый үткән чагында, ул үзенең моң-зарын көйләргә салып җырламагандыр дисезме?» [Еники, 2000, 4: 77]. «И всё же тысячи километров пути через степи, леса, воды, скрип телег – мог ли народ не отразить всего этого в своих песнях, мог ли не творить напевы, полные страданий и грусти?» [Еникеев, 1998: 70]. Отзвуки этих музыкальных впечатлений – во многих произведениях писателя.
Наряду с музыкальностью проза А. Еники характеризуется живописностью. Природа родного для писателя края: горы, поля, река Дёма, озёра – предстаёт перед нами в своей зримой конкретности. Так, например, пейзажные зарисовки в хикая «Туган туфрак» («Родная земля», 1959) перекликаются с описаниями природы Каргалы и Давлекана в «Последней книге»: «Бу тугайлыкны тау итәге дияргә дә ярый, чөнки аз гына баргач та биек, текә тау башлана… Тау гына түгел, таулар! Инеш буйлап, бер сафка баскандай тезелешеп килә бу ак маңгайлы кызыл таулар. Дәүләкәннән кайтканда иң элек әнә шул тауларны, аннары авылның нечкә манараларын күрәсең» [Еники, 2000, 4: 25–26]. «Луга вернее будет назвать отрогами, потому что чуть поодаль поднимается цепь высоких крутых гор… Словно солдаты, выстроились вдоль ручья эти белолобые красные горы. Когда едешь в Каргалы из Даулякана, раньше всего вырастают на горизонте горы…» [Еникеев, 1998: 22].
Талант писателя раскрывается в произведениях, созданных в годы войны[10]: «Бала» («Дитя», 1941), «Ана һәм кыз» («Мать и дочь», 1942), «Бер генә сәгатькә» («Лишь на час», 1944), «Ялгыз каз» («Одинокая гусыня», 1944), «Мәк чәчәге» («Цветок мака», 1944). А. Еники так характеризует их основной пафос: «Сугыш кыры – үлем кыры булса да, мин әнә шул хикәяләремдә яшәү турында, тереклекнең үлемнән көчлерәк булуы турында язарга тырыштым… Юк, үлем тереклекне бервакытта да җиңәчәк түгел!..» [Еники, 2000, 4: 454]. «Я каждый день видел смерть, однако в рассказах своих писал о жизни, о том, что она сильнее смерти… Нет, смерти никогда не одолеть жизнь!..» [Еникеев, 1998: 418]. Ф. Миннуллин определяет отличие военной прозы писателя от произведений
Всю войну А. Еники прослужил рядовым в одной из караульных частей Красной Армии.