Хрустальный грот. Полые холмы (сборник). Мэри Стюарт
ушел.
– Какой же корабль зимой? – удивился я. – В такую погоду корабли не ходят!
– Корабли ходят в любую погоду, если морякам хорошо заплатят, – сухо ответил Маррик. – Амброзий платит. Так что корабль должен быть на месте.
Его тяжелая рука опустилась на мое плечо – впрочем, довольно мягко.
– Ладно, речь не об этом. Есть еще кое-что, что я хочу знать.
Я скрючился, держась за живот и жадно хватая ртом холодный воздух.
– Мне, конечно, есть о чем рассказать. Но если вы выкинете меня за борт, я ничего не потеряю, если ничего не скажу, не правда ли? Так что я лучше придержу свои сведения при себе. Или посмотрю, не согласится ли Амброзий заплатить за них. А ваш корабль – вон он. Смотрите! Вы, должно быть, ослепли, если его не видите. А теперь отвяжитесь от меня. Мне плохо.
Я услышал, как Маррик тихо рассмеялся себе под нос.
– А у тебя трезвая голова, малый! Да, вон корабль. Теперь я его тоже вижу. Ладно, принимая во внимание, кто ты такой, мы, пожалуй, возьмем тебя с собой. И не только поэтому. Хочешь знать, почему еще? Мне понравилось то, что ты говорил о своем друге. Это было похоже на правду. Стало быть, ты умеешь хранить верность? И у тебя, судя по всему, нет причин хранить верность Камлаху или Вортигерну. Будешь ли ты верен Амброзию?
– Я узнаю это, когда увижу его.
Он дал мне тумака, так что я растянулся на дне лодки.
– Слушай, ты! Принц ты или нет, а об Амброзии изволь говорить с уважением! Многие сотни людей считают его своим законным королем!
Я снова поднялся. Меня тошнило. Нас тихо окликнули, и в следующий миг над нами выросла черная тень корабля.
– Если он мужчина, этого довольно, – сказал я.
Кораблик был маленький и низко сидел в воде. Света на нем не было, и он казался тенью посреди черного моря. Я видел лишь силуэт раскачивающейся мачты (это зрелище вызвало у меня новый приступ тошноты) на фоне низких рваных облаков, которые были лишь немногим светлее черного ночного неба. Корабль был похож на те торговые суда, что приходили в Маридунум летом, но мне показалось, что он выстроен более тщательно и прочно.
Маррик ответил тем, кто окликнул нас с корабля. С борта упала веревка. Ханно поймал ее и привязал к носу лодки.
– Давай лезь. Ты ведь умеешь лазить по канату?
Мне кое-как удалось подняться на ноги. Челнок раскачивался. Веревка была мокрая и дергалась. Сверху нетерпеливо окликнули:
– Вы, там! Поторапливайтесь! Нам повезет, если мы благополучно вернемся домой. Идет непогода!
– Лезь, черт бы тебя побрал! – сказал Маррик и ткнул меня в спину.
Большего мне не потребовалось. Мои руки обмякли, соскользнули с веревки, и я рухнул на борт лодчонки, да так и остался висеть над водой. Я задыхался, меня выворачивало, и сейчас меня меньше всего волновала как судьба Британии, так и моя собственная. Если бы меня пырнули ножом или выкинули за борт, я, пожалуй, и не заметил бы – разве что приветствовал бы смерть как избавление. Я висел на борту, как мешок с тряпьем, и блевал.
Что было потом – я почти не помню. Мои похитители ругались на чем