Хрустальный грот. Полые холмы (сборник). Мэри Стюарт
с дороги. Но я, скажем так, знал, что в лесу этой ночью должно произойти нечто важное, и мне нужно было узнать, что именно.
Белазий снова посмотрел на меня. Я был прав, когда думал, что он не удивится.
– Ну, пошли. Здесь холодно, я хочу надеть плащ.
И направился вперед. Галька хрустела у него под ногами. Он спросил, обернувшись через плечо:
– Насколько я понимаю, Ульфин все еще там?
– Думаю, да. Ты его здорово запугал.
– Ему нечего бояться до тех пор, пока он держится в стороне и ничего не знает.
– Так он и в самом деле ничего не знает?
– Знает он или нет, – ответил Белазий безразличным тоном, – у него хватает ума держать язык за зубами. Я обещал ему, что, если он будет повиноваться мне беспрекословно, я вовремя отпущу его, чтобы он успел скрыться.
– Скрыться? От чего?
– От смерти, когда я умру. Обычно слуги жрецов отправляются вместе с ними.
Мы шли по тропе бок о бок. Я взглянул на Белазия. Он был в черном одеянии, более изящном, чем то, которое мне приходилось видеть дома, в Маридунуме; даже Камлах не одевался так красиво. На нем был пояс тисненой кожи, видимо, итальянской работы, а на плече горела в лунном свете большая круглая брошь – сплетение золотых кругов и змей. Даже под таинственным налетом, каким покрыли его события этой ночи, он выглядел утонченным и образованным римлянином. Я спросил его:
– Извини, Белазий, но тебе не кажется, что подобные обычаи древнее египетских пирамид? Даже у нас в Уэльсе это считается устаревшим.
– Быть может. Но ведь и сама богиня стара. Она любит, чтобы ей служили так, как она привыкла. А наши обряды почти такие же древние, как она сама, и ни песни, ни камни не помнят, когда они возникли. Задолго до того, как служители Митры убивали быков в Персии, до того, как они явились на Крит, до того, как из Африки пришли небесные боги и люди возвели для них эти стоячие камни, богиня жила здесь, в своей священной роще. Теперь лес закрыт для нас, и мы собираемся где можем. Но везде, где живет богиня, будь то в камне, в дереве или в пещере, есть священная роща, что зовется Немет, в ней мы совершаем жертвоприношения. Я вижу, что ты понимаешь меня.
– Понимаю. Меня учили этому дома, в Уэльсе. Но у нас уже лет сто не совершали жертвоприношений, подобных тем, что вы совершили сегодня.
В его голосе не было и тени переживаний.
– Его убили за святотатство. Разве тебе не говорили… – Он остановился как вкопанный и схватился за кинжал. Его тон переменился. – Это лошадь Кадаля!
Он вертел головой из стороны в сторону, словно пес, вынюхивающий дичь.
– Это я на ней приехал. Я же тебе говорил, что мой пони охромел. Кадаль, наверно, поехал домой, взяв одну из твоих лошадей.
Я отвязал кобылу и вывел ее на тропу, открытую лунному свету.
Белазий сунул кинжал в ножны, и мы пошли дальше. Кобыла тыкалась мордой мне в плечо. Нога у меня почти прошла.
– Значит, и Кадаля тоже надо было убить? – спросил я. – Стало быть, дело не только в святотатстве? Ваши церемонии такие тайные оттого, что они так священны, или потому, что они запрещены? А, Белазий?
– И