Клара Ассизская. Ева Ференц
и задержался на Кларе. Стройная, светлая и сосредоточенная, она показалась ему иным, закрытым миром, источающим сияние. Он почувствовал лёгкий укол в сердце, ибо вдруг понял, что по этому миру Клары он тоскует, к нему он стремился в течение всей своей жизни.
«Почему у неё нет оливковой ветви, ведь у всех есть?» – спросил он себя. Он сошёл со ступеньки алтаря, подошёл к Кларе и подал ей веточку. По храму пронёсся удивлённый шёпот.
Весь этот день Клара была задумчива.
В полдень, когда припекало солнце, Клара села в саду на каменной скамье. Она вслушивалась в пение птиц и жужжание пчёл, смотрела на набухшие почки на розовом кусте и чувствовала, как в ней поднимается радость, переполняет её, сладкой дрожью пронизывает тело, стремящееся бежать, лететь, действовать, проникает в душу, жаждущую непонятного, недосягаемого, непостижимого для мысли, воли, чувств. Солнце ласкало её лицо, лёгкий ветерок веял дыханием природы. А она сидела на каменной скамье, как живое воплощение жажды, которая никогда не пройдёт, стремлений, ведущих к ускользающей цели и поэтому являющихся самоцелью, голода, который не убивает, а даёт жизнь.
После полудня пришла Пачифика де Гуэльфуччо. Щёки её раскраснелись, а глаза блестели.
– Весь город говорит о тебе, веточке оливы и епископе, – сказал она непривычно высоким для себя голосом.
Клара улыбнулась.
– Может, это действительно важно? Может, это что-то и значит?.. – произнесла она задумчиво.
– Что это может значить, кроме того, что епископ заботится о том, чтобы в церкви был порядок, что он внимателен к верующим? – спросила Бона, пристально глядя на подругу.
Но Клара молчала.
Вечером, когда солнце клонилось к закату, а небо окрасилось в пурпурные, фиолетовые и золотистые тона, она надела все свои драгоценности и, широко раскрыв окно, опустилась на колени для молитвы. Свежий ветер с гор наполнил комнату. Было тихо, таинственно, торжественно. Клара чувствовала, как в это время между днём и ночью, между светом и тьмой с неба сходит добрая созидательная сила, наполняющая её душу и тело, уносящая к неведомым мирам, таким огромным и прекрасным, что и представить нельзя, где пространство не имеет границ, а красота и правда слиты воедино. Иногда она возвращалась на землю, так как этого требовало тело: от серёжек болели уши – она к ним не привыкла. А поднимая руку, чтобы поправить их, Клара чувствовала, что кольца сжимают её пальцы. О, как охотно она сняла бы всё это, бросив в угол кусочки бесполезного металла! Но она решила потерпеть ещё немного, уже последний раз в этом мире со странными обычаями, где так высоко ценятся излишества.
Где-то запел петух. Его голос заставил Клару подняться.
«Пришло моё время», – подумала она. Схватив платок, висевший на спинке стула, Клара набросила его на плечи и тихо открыла дверь. С минуту она прислушивалась. Было тихо. Все спали. На цыпочках она сбежала с лестницы. Мягкие туфельки приглушали шум шагов. Она решила не ходить через главные ворота, так как