Запасной выход из комы. Дарья Донцова
вас не может быть расписания, как у оперной певицы, – отрезал Маслов.
– Почему? – поинтересовалась дама.
– Вы слесарь!!!
– О! – восхитилась Эбелина. – Ясно. Не первый раз сталкиваюсь со снобизмом малокультурного человека, который считает, что заливаться соловьем на сцене – почетно, а девушка, которая чинит унитаз, – пятый сорт. Возникает вопрос: когда вас от безудержного потребления вредной пищи прохватит понос, куда вы помчитесь? В оперу или в туалет? Кто вам будет нужнее в случае, если на двери ватерклозета окажется табличка: «Не работает». Лучшее меццо Италии или пятисортная Эбелина? Кому вы больше обрадуетесь, если, прыгая у клозета, увидите оперную диву, распевающую арию Татьяны из бессмертного «Евгения Онегина», или меня с набором инструментов?
Я не выдержала и рассмеялась.
– А вот мне невесело, – поморщилась Мюллер, – плакать хочется из-за человеческой глупости, снобизма, высокомерия и гордыни.
Филипп Андреевич пошел к двери.
– Татьяна, давай переберемся в другой кабинет. Эвелина здесь займется починкой.
– Нет, – возразила дама, – во-первых, мое имя Эбелина! Во-вторых, владелец унитаза обязан присутствовать во время ремонта.
– Зачем? – изумился Маслов.
– Вы оставите младенца в кабинете педиатра одного? – поинтересовалась Эбелина.
– Конечно, нет, – ответил Филипп Андреевич.
– Доктор, запомните: унитаз ваш новорожденный ребенок, – продекламировала Эбелина, – хрупкий, нежный, эмоциональный, ранимый.
– Ш-ш-ш-ш, – донеслось из туалета.
Маслов взглянул на меня.
– Я подожду, пока Эбелина устранит поломку, – успокоила я врача, – никуда не тороплюсь.
Глава 9
Дама открыла дверь, мне стали видны унитаз и душевая кабина.
– Как его зовут? – поинтересовалась Эбелина.
Я подумала, что она проверяет, запомнили ли мы с доктором имя старика, и живо произнесла:
– Гектор.
– Здорово, он мой тезка, – обрадовался старичок.
– Кто? – не поняла я.
– Унитаз, – уточнил дедуля. – Милый Гектор, не плачьте, все будет хорошо.
– У толчка не бывает имени, – отрубил Маслов. – Чушь какая-то.
– Вот поэтому он у вас и не работает, – печально констатировала Эбелина. – Ваши варианты? Его надо как-то назвать.
– Увольте меня от присвоения имени сортиру, – фыркнул Филипп Андреевич.
– Полная дискриминация, – вздохнула Эбелина, – я не могу работать с безымянным оборудованием. Дорогой, уж прости, я сама назову тебя, нам придется общаться. Как тебе имя Иван?
У меня закружилась голова. Иван, Ваня, Ванечка, Ванюша, Мози, Роки, Альберт Кузьмич… Я потерла лоб. «Иван» вовсе не редкое имя, часто встречается в литературе. Правда, сейчас оно потеряло былую популярность. Но я, скорее всего, видела его в книгах. Мози и Роки – псы из моего сна, но кто такой Альберт Кузьмич? Кем он мне приходится? Вот уж не думала, что без воспоминаний о прошлом так трудно жить.
Эбелина