Выбор. Юлия Яковлева
тогда он, можно сказать, и увидел впервые Иру. Вернее она его. Он как всегда приполз после отбоя из своей части в квартиру, но дверь открыть уже не смог и уснул. А проснулся от того, что его трясла какая-то девчушка. Меньше его раза в два, хрупкая, тоненькая как веточка она трясла его, пьяного здоровенного детину и ругала на чем свет стоит. Он не сразу понял что ей нужно, но все-таки, разлепив глаза, понял что спит вовсе не у своей двери, а в нескольких метрах от нее. Ему тогда стало до безумия стыдно, но собраться воедино он все еще не мог и лишь пьяно пробормотав что-то, отполз к своей двери и, натянув на лицо воротник бушлата, что бы не видела хотя бы лицо, снова уснул. Но девочка вдруг не стала отступаться и все продолжала что-то требовать. Стыд перешел в злость, он огрызнулся, даже попытался встать и в итоге снова упал. Он снова уснул. Девочка все ворчала, что-то требовала, но алкогольный сон уже не отпускал. Он хотел проснуться, когда почувствовал, как кто-то лазит по карманам, но не смог. А утром проснулся в своей прихожей со старыми прокуренными обоями и так и не смог вспомнить, как все-таки открыл дверь. Вспомнил девочку, с брезгливо перекошенным милым личиком тормошащую его, и стыд снова накрыл с головой. Вот тогда он и понял что докатился. Совсем. Первым желанием было да, напиться. Тогда он еще сдержался. И тогда же впервые понял, что еще жив. Все пытался понять, где видел эту девочку, и вообще, откуда она взялась. Прислушался к утренней тишине. Тихо. Напившись воды из крана, подошел к окну. Как давно он не смотрел на город. Он приоткрыл форточку и задохнулся морозным воздухом. Градусник за окном показывал минус сорок.. Холод облизал голову и более менее привел в чувства. Когда уже допивал замызганный графин с водой, за стеной у кого-то начал звонить будильник. Леха невольно вслушался. Вот протопали быстрые легкие шажки и следом чуть тяжелее. Соседи проснулись. И Ромке пора было собираться на службу. Дом просыпался, оживал, кто-то готовил завтрак, судя по запаху яичницу, где-то работал телевизор, разговаривали люди, кто-то ругался, кто-то смеялся. Только у Ромки было тихо. А он сидел и слушал звуки чужой жизни пока стрелки на часах не отмерили половину восьмого. Пора в часть. Он быстро накинул бушлат, нацепил шапку и вышел в подъезд. И у соседней двери увидел ту самую девочку-веточку, она закрывала дверь. Увидев его, она бросила снисходительно-надменный взгляд, а Алексей, снова сгорая от стыда, натянул воротник и бросился бежать в часть. Эта девочка что-то изменила в нем, заставила понять, что он катится в никуда.
На пьяную голову он уже не замечал, как над ним откровенно потешается даже зелень. Новобранцы, и те, его уже ни во что не ставили. Батя, который когда то помогал ему держаться на плаву, не давал спиться, вставляя жесткие зуботычины, остался служить на Кавказе, с остальными встречался редко, у части были свои семьи и цели, у другой, у тех, которых он когда то сам считал слабаками и никчемными людьми, не осталось ничего кроме бухла и ночлежек