Спецназ боярина Коловрата. Илья Куликов
Этому учись. Все, иди-ка оружие почисть, а после конюшню, а потом я хочу, чтобы ты пошел на улицу одетым в простой наряд и там подрался с каким-нибудь мальчиком. Все, иди.
Княжич послушно кивнул, так как уже испытал на своей спине наказания боярина Евпатия и понял, что жаловаться некому. Боярин Евпатий часто отправлял Игоря пойти во двор и с кем-нибудь подраться. Боярин, конечно же, беспокоился за княжича, но считал, что только настоящая драка может уничтожить страх. Евпатий вспоминал свое детство, когда каждый божий день они все, деревенские мальчишки, устав от трудов в поле или лесу, шли и дрались. Зубы выбивали, носы ломали, а взрослые мужи лишь шутили над этим. Вспомнил Евпатий своего отца Льва Романовича, который однажды, видя, что Евпатий пришел в рваной рубахе, стал сильно ругаться.
– Тебе что, рубаху сложно было снять, когда дрался? Что, думал, она от ударов защитит?
– Да я всегда побеждал, батя, а в этот раз он старше меня на четыре года был, вот я и не смог его одолеть!
– А какое это имеет значение? Рубаху после твой брат мог бы носить, а теперь он будет ходить в заштопанной, словно оборванец какой.
Да, вспоминал Евпатий, жили они бедно в маленькой деревеньке, а когда настало время взять в руки оружие, то все, с кем он бился нещадно, единой стеной встали и погибли. Евпатий грустно усмехнулся. Пусть княжич идет подерется, страх уж точно в тех драках оставит.
Боярин вошел в терем и посмотрел на невесту, княжну Евпраксинью. Та стояла в подвенечном наряде и изо всех сил пыталась скрыть волнение.
Надо бы с ней поговорить, подумал Евпатий, но после махнул рукой. Что говорить-то, коли все уже сказано. Жених любит невесту, а невеста жениха. Рад бы я чего ей посоветовать, но не знаю что, а коли не знаю, то лучше и не советовать. Пусть боярыня Василиса Николаевна советует.
Боярыня Василиса Николаевна, тоже празднично одетая, рыдала на плече своего супруга. Детей Василисы и Гаврилы в тереме не было, чтобы они не мешались под ногами.
Василиса Николаевна плакала искренне, плакала о тех днях, когда она так же, хотя нет, не так, а в куда более бедном платье, ждала своего будущего супруга. Тогда все были полны надежд и казалось, что молодость будет вечной. Ничего не берегли. Время пролетело, и вот уже воспитанницу выдавать замуж пора.
Евпраксинья, видя слезы Василисы Николаевны, подошла к стареющей женщине и обняла ее.
– Да не плачь ты, матушка! Мне люб княжич Федор Юрьевич, а я люба ему. Мы будем счастливы!
– Ой, ты моя доченька, Евпраксиньюшка, что же я без тебя делать-то буду!
– Все, слезы утрите, – громко проговорил Евпатий, – едут! Ты, Василиса, смотри, как жених невесту через порог перенесет, так пол сама помой, чтобы Евпраксинья наша обратно не вернулась. Старые люди такой совет давали.
– Да что ты, Господи сохрани, – отозвалась Василиса Николаевна, нанося крестное знамение, – помою, конечно, но негоже нам, христианам православным, во всякую муть верить!
– Ты можешь не верить, а пол помой, – повторил Евпатий. – Ну