Дежавю. Антология. Коллектив авторов
там какой-то шванц что-то на нашем языке шпацает…
Коко внутренне подтянулась… екнуло водевильным предчувствием сердце. И быстро вышла в салон.
– Неrr Наuрtman[8], хотите «Ргеnds – moi»[9], – она машинально взяла с полки зеленую коробку с золотым ободом-обрезом и с зеленым многообещающим бантом. – Мне бы хотелось, все-таки, «Jasmin de Gгаssе» и «Ilang-ilang», mаdamе.
Обидел женщину, женись…
– Мademoiselle.
Не захотел?.. Со мной все ясно…
– Ах, это, пожалуйста. «Сhanel» номер пять… Сто тридцать три…
Серебряника?..
Любовь с первого взгляда? Отягощенная кавалерами, кавалеристами наследственность? Сердцу – не прикажешь, господа офицеры… Спасибо, что не гестапо. Конечно же, Габриэли еще далеко было до своих приятельниц-товарок, в сорок пятом году представших по обвинению в «интимных связях с врагом». «Девочки» отвечали вызывающе-дерзко и остроумно растерянному прокурору (который чувствовал себя неловко, ибо еще два тому месяца сам выпал из гнезда вишистского), «lе рrосurеr-ерurаteur» – нет, что вы, не прокуратору Иудеи. Общественный французский обвинитель-«победитель»(?) поправил тяжелые двухфокусные очки и от имени комитета по очистке национальной совести от разного женского «хлама» (хламиномонда?.. хламиномонада?..), отбросов этой нелегкой военной пятилетки, вздохнул и хрипнул в зал:
– Мадемуазель Сесиль Сорель! Вы, лучшая актриса Франции, мадемуазель-витрина «Lа Сomédie Franзaise[10] вскинула плечики и врезала по комитету:», наша гордость и настоящая театральная «звезда». В Америке только о ваших бедрах и говорят. Как же вы могли сфотографироваться вместе с двумястами «бошами»?
Мадам Сорель
– Не надо было впускать их в Париж!
А ее близкая подруга актриса Агlеttу – lа citoyenne Ваthiаt[11], тоже всемирная… и тоже с остро отточенным всемерным, как финка, язычком… «атмосфера»[12]… «Les enfants du Рaradis», «Le grand jeu», «Маdаmе Sаns-Gкnе», «Нôtеl du Nord»[13], тоже как могла поддержала тему крылатой фразой-подарком ее приятеля-драматурга Неnri Jeаnson-a, которую до сих пор повторяет и помнит вся эта безалаберная сторона-интеллигенция:
– Мое сердце – французское, а моя задница – интернациональная!
«Мариинский» – фильма «Дети райка», которую любят повторять французы.
Соllаbо-прокурор-прокуратор сморщился, задохнулся, нервно поправил белый шарфик с четырьмя ничего непонимающими, болтающимися кроличьими (выкрашенные под соболя) лапками, и обе дамы – красотки, под(д)ержанные врагом, отправились прямо из дворца с весами (Торговли? Правосудия?) на несколько лет в тюрьму «Fleury-Mérogis». C’est la vie! Смутное время, смутные судьбы… Коко защищалась не так вызывающе, более сдержанно. Высокой нотой?.. Интернациональной дружбой? И «очистительный» комитет просто отмазал, очистил эту «Джулию-белошвейку» от «этапа», но все-таки в последующие десять лет она просто выпала из активной портняжной жизни, ушла на дно, затаилась в низших слоях высшего общества.
А это – «Ах, это», с которого началось это военное… действительно
«lа Соmédie Franзaise» – для французов то же, что для русских институция