Шутки старых дев. Дарья Калинина
состоящему из нескольких бутылочек с какой-то подозрительной жидкостью. Ужаснувшись одному только предположению, что меня могут увидеть в компании алкоголиков, распивающих жидкость для снятия лака, я поспешила ретироваться и зашагала в сторону бабушкиного дома. И меня совершенно не мучали угрызения совести, хотя я и могла бы выручить этих славных, в общем-то, людей и одолжить им стакан, который таскала в сумке с позапрошлой недели, каждый день обещая себе выложить его дома и каждый раз забывая.
Мне этот стакан достался, что называется, по случаю. У Левки – моего знакомого – после пятой рюмки начинает с неслыханными темпами прогрессировать клептомания, причем для нее симптоматично, чтобы она проявлясь только в злачных местах: в барах, кафе, ресторанах и, наверное, в борделях. За последние не поручусь, там Левка всегда бывает без меня, но в остальных местах люди немало натерпелись от подпившего Левки. Он тащит абсолютно все, что попадается под руку, причем питает явную слабость к стаканам, кружкам, рюмкам и кофейным чашечкам. Металлические пепельницы и подсвечники находятся в относительной безопасности, но только до той поры, пока на столе имеются упомянутые выше стеклянные и фарфоровые предметы в количестве, способном удовлетворить непомерные Левкины запросы. Чтобы не попасть в неприятную ситуацию – когда официант обратит внимание на подозрительно быстро пустеющий стол, – друзьям приходится следить за Левкой и начинать лучше уже после четвертой рюмки. Но в тот раз я зазевалась и не углядела, как Левка ловко засунул в мою сумку красивый стакан с ажурной резьбой по стеклу уже после третьей рюмки. Я совершенно упустила из виду его рассказ о том, как у них закрылась из-за прорыва водопроводной трубы столовая и он остался голодным. Неоднократно все Левкины друзья пытались привлечь его внимание к симпатичным цветастым картонкам, которые кладутся под пивные кружки, но трезвый Левка послушно соглашался, что это чудная и очень полезная в хозяйстве вещь, а пьяный Левка продолжал тащить дорогостоящую посуду.
В общем, стакан оказался у меня; я же с детства была до тошноты порядочная, поэтому, как дура, таскала с собой этот злосчастный стакан, надеясь, что подвернется случай незаметно вернуть его на место. На то, чтобы не делать это в открытую, сообразительности у меня хватило. Впрочем, сразу же скажу: не следует слишком уж восторгаться моей осторожностью – ей предшествовал ряд неприятных инцидентов, когда я, охваченная благородными и возвышенными чувствами, стремилась восстановить справедливость. Люди почему-то всегда реагировали однозначно и вместо благодарности для начала выливали на меня ушат грязи, незаслуженно обвиняя в каком-либо проступке; напоследок же мне грозили санкциями вышестоящих начальников или организаций. Никто в мое благородство верить не желал. Наоборот, меня презирали за трусость: дескать, натворила дел, а теперь струсила и каяться притащилась. Как же, поверим мы тебе и твоему лепету…. Тем не менее привитые в детстве качества по-прежнему требовали