Викторианский роман о несчастной Эмилии. Отрывок. Франц Вертфоллен
На следующий день, когда скалы подсохли.
Я: Он всю ночь провел в пещере? Один?
АННАБЕЛЬ: Выходит, так. Такой славный мальчик, знаете, чего он больше всего испугался, только вы ему не говорите, что я рассказала – темноты. Говорит, страхи, что не вылезет, не найдут, тут умрет – рациональны, их можно проговорить. Боже, я как представлю, сидит такой нахохленный, замерзший комочек, страхи проговаривает…
Я: Простите, я не совсем понимаю, проговаривать…
АННАБЕЛЬ: Рассуждает. Рассуждает в голос, что солнце встанет, скалы подсушит, если в вверх не выйдет, можно вниз – к морю, а там стараться выплыть. План действий обдумывает, в общем.
Я: Это он вам рассказал?
АННАБЕЛЬ: Про страхи? Конечно. Про план тоже. Как понял, что ночь переждать надо. Сладкий такой, говорит, спать попытался, а жестко, все болит, тут еще звуки какие-то начались. Он и перепугался. Думал даже сразу в море спрыгнуть – счастье попытать, слава богу, не стал. Говорит, страх темноты не проговоришь – он же не рациональный. Не страх даже, а ужас. И вот он тогда сел на краешек, ножки над пропастью свесил и песенки пел. Колыбельные. И псалмы. Ну не пупс разве? А потом играть с собой стал, русалку себе в пещере придумал, с ней до утра разговаривал, говорит, она ему отвечала. Тоже колыбельные пела. И волосы у нее – розовые. Смешной лапка, говорит, он из-за нее только после обеда выбрался, так раньше можно было бы, да она не пускала. Он ее уговаривал, чтоб еще на скалах его поддержала. Слава богу, видно, уговорил. Без царапинки вернулся, зайчонок. А в этом году уже, зимой…
Голос понизила.
АННАБЕЛЬ: Но вы все равно узнаете, да и полезно вам – в борделе был. Представляете, они еще осенью с мальчишками поспорили, что попадет он в один бордель в центре и даже платить не будет, мол, впустят, он посмотрит и все расскажет. И что вы думаете, он сделал? Пошел туда к полудню, колено подвязал, побежал и падение симулировал, стучать стал, трезвонить, ему привратница открыла, а он жалуется, мол, был вывих, а тут еще раз свалился, больно, умирает, можно ему домой позвонить? А вы же его видели, он же кукленок вылитый, такому откажешь? Вот они его впустили, а уж он им устроил путешествие… До вечера самого с ними болтал. Говорит, к телефону его поднесли, стали расспрашивать, а он «послушного мальчика со злыми родителями» включил, как ему домой звонить страшно, нельзя, страшилки всякие, что побьют, разозлятся, коленом страдал, а тем девкам только что-нибудь интересненькое и подкинь. Стали они его чаем отпаивать с бутербродами. Разговорились. Так потом оказалось, он туда всю зиму ходил. Не часто, но как из дома улизнет. Приятелей даже повел. Пару раз. Какой скандал дома был, когда все наружу вылезло. Господин граф рвал и метал. Госпожа Вертфоллен сидела на валерьянке, ребенок молча стоял меж ними. А господин граф – «падшие женщины», «низы общества», «вас тянет в грязь!», а потом как воскликнет – «не верю, что вы мой сын». Я всегда находила, что так даже в запале говорить нельзя, тем более детям, а Франц вдруг – раньше больше молчал, но зло молчал, знаете, не