Десять вещей. Проза и стихи. Олег Герт
необходимы. Проблема экспедиций заключалась в том, что путь на двухкилометровый по высоте на Кар-Даг в реальности представлял собой около тридцати километров болот, оврагов, расщелин, каменистой труднопреодолимой земли, почти полного отсутствия дорог, если не считать протоптанных охотничьих тропинок. Прохождение пути осложнялось крайне капризным и негодным климатом на северном склоне – единственно доступном для исследования склоне горы. Густые туманы утром и вечером, шквальные ветра днем, неожиданные штормовые дожди в любое время дня и ночи, – Кар-Даг словно защищался от лишних любопытных глаз.
Преодолеть эту дорогу без проводника, детально знающего местность, было крайне сложно и рискованно, скорее всего – невозможно, и за всю известную Головину многолетнюю историю путешествий на гору, никто таких попыток и не предпринимал. Эйгуры были надежной опорой, и единственным шансом исследователя пробраться по склону горы, – если не на вершину, но на путь к ней.
А подняться хотелось. Кар-Даг был жемчужиной для биологов, географов и геологов. Уникальная фауна и флора горы, сложнейший нестандартный ландшафт, имеющий волшебную способность постоянно меняться, – подробную карту склонов Кар-Дага составить не удалось до сих пор. Сами эйгуры, их столетние поселения, необычная культура и уникальная мифология, представлялись кладом для этнографов. Наконец, именно на северном склоне горы геологи уже не первый год находили подтверждения богатства здешних недр, – и наличия золотой руды в том числе. Поэтому экспедиции на Кар-Даг были постоянным явлением, происходили регулярно, – и тем более удивительным представлялась столь малая исследованность горы и всего, что с ней связано.
Головин, пригнувшись, вышел из домика, остановился у порога, посмотрел вверх. Вершину горы стремительно затягивало тучами, погода портилась. Эйгуры суетились у большого костра, возле которого плотным полукругом гнездились участники экспедиции – Рицкий, опытнейший географ Потехин, отставной офицер Никитенко, молчун доктор биологических наук Ефремов, еще один географ Петр Климин, геологи Барсуков и Дорохов: первый – неисправимый циник, а второй – трудяга и стоик, автор, несмотря на крайнюю молодость, уже нескольких научных трудов.
Головин зачерпнул пригоршней снег, по-лошадиному, губами ухватил с ладоней: обожгло губы и язык, захрустело во рту.
Болтун Рицкий сидел на корточках возле проводника. Проводник, приведенный стариком, был низок, сухощав, неопределенного, как и все местные, возраста. Маленькие глазки его тускло блестели из-под надвинутой на лоб шапки.
– На вершину пойдем, – говорил Рицкий, заглядывая в лицо проводника, – Понимаешь, братец? Гору покорять! Человек покоряет гору! Вы вот у подножья всю жизнь живете, а мы – наверх! Да ты понимаешь, что человеком движет? Это и не под ногами дорога вовсе, это – путь духа! Это – воли восхождение! Эх, ребятки, – отнесся он уже к Климину и Барсукову, – В детстве все думал: зачем человек в горы идет? И не было