Ненужные (сборник). Александр Варго
за ее спиной.
Наконец автобус сделал остановку, и к этому времени кондукторша полностью выдохлась.
– На выход, – процедила она, провожая девочек злым взглядом.
На ступеньке Саша поскользнулась, и Марина едва успела удержать сестру от падения.
Двери, скрипнув, закрылись, и «ЛИАЗ», кашлянув вонючим бензиновым выхлопом, неторопливо двинулся дальше, как сонная гусеница.
Девочки проводили автобус безмолвными взглядами, затем посмотрели друг на друга.
– Марина, а где наш дом? – тихо спросила Саша.
Марина оглянулась, бледнея. Вдоль дороги лесополоса, с другой стороны – необозримо-заснеженное поле. Лишь разбитая дорога, покрытая кашей из снега и слякоти, напоминала о присутствии человека.
– Где наш дом? – дрожащим голосом повторила Саша.
– Слышь, ты никого больше не звал? – задал вопрос Сапог, с подозрением уставившись на приятеля, и Леха, рискуя вывихнуть шею, энергично замотал головой.
– Что, думаешь, менты? – испуганным шепотом спросил он.
– А что мне менты?! – внезапно окрысился Сапог. – У меня еще на справке об освобождении чернила не высохли! Я сегодня первый день на воле! Если менты, так, может, это по твою душу?!
– Дык, Леня, тебе на учет вроде встать надо, – влез в разговор Данилыч. – Можа, участковый что разнюхал?
Стук раздался в третий раз, и было в этом грохоте в железные ворота гаража что-то надрывно-отчаянное, как последний крик о помощи, словно стоящий снаружи человек из последних сил спасался от озверевших преследователей, намеревающихся разорвать его в клочья.
– Сапог! – послышалось снаружи. Голос был глухим и дребезжащим, будто волочащаяся на веревке консервная банка, привязанная к хвосту дворняги.
Приятели переглянулись.
– Кажись, Керосин, – неуверенно предположил Леха.
Лоб Сапога, испещренный глубокими морщинами, слегка разгладился.
– Открывай. Керосина стрематься не надо. Безобидный торчок.
Леха с лязгом выдвинул стальной запор, приоткрыв дверь.
На снегу, опершись на костыль, стояло сгорбленное существо неопределенного пола и возраста.
Из-под засаленной вязаной шапочки свисали пакли грязных волос, обрамляя высохшее лицо землистого цвета. Пергаментно-блеклая кожа обтягивала череп так плотно, что казалось, она вот-вот лопнет и осыплется, словно труха, обнажая голую сухую кость. Шелушащиеся губы покрыты незаживающими язвами, под студенисто-воспаленными глазами дряблые почернелые мешки.
– Керосин? – недоверчиво произнес Сапог, выступая вперед.
– Привет, братуха, – проскрипело нечто, и Сапог, помедлив, заключил изможденное существо в объятия.
– Я знал, что тебя выпустили сегодня, – заявил Керосин, будто бы информированность об освобождении Сапога было высшим и почетным достижением. Теперь, когда двери гаража открылись, в его рыбьих водянистых глазах затеплилось нечто отдаленно напоминающее движение. Словно на дне