Изувеченный. Наталья Якобсон
запутано.
Зеркало вдруг подернулось туманной дымкой, как будто ни с того ни с сего вдруг запотело. И это в холодном помещении, где нет ни пара, ни горячей воды. Клер потянулась протереть стекло и только потом вспомнила, что ее рука все еще в крови. Но уже было поздно останавливаться. На зеркале остался длинный кровавый след. Как будто после убийства, когда рядом кого-то зарезали и густая багровая кровь забрызгала стекло. Помнят ли зеркала об убийствах?
Где-то далеко в комнате звонил телефон. Наверное, это Шанна снова хотела поделиться последними новостями о разбередивших ее воображение катастрофах. Или Брэд названивал, чтобы напроситься в гости или на свидание. Треньканье звонка доносилось будто совсем из другого мира. Из обычного земного мира. А здесь, перед зеркалом в ванной, словно раскрывался целый космос, прикрытый лишь отражающей амальгамой. Сейчас Клер видела лишь свое настороженное отражение, но знала, что за ним в любой миг может раскрыться целая вселенная, наполненная непостижимыми ужасами, как в произведениях Лавкрафта.
«Кто ты и чего хочешь от меня?» – Она не произносила эти слова, но вопросы повисли в сознании, будто дым от костра. Клер хотела все знать. Силилась что-то вспомнить. Что-то, что произошло очень давно и совсем не с ней. Однако события странным образом были ей знакомы. Нужно было лишь напрячь память. Но она не могла сделать над собой усилие. Куда легче порезать себя, снова причинить телу боль. Ведь физическая боль очень часто оказывается не такой страшной, как боль, затаенная глубоко в подсознании.
Глава 13. Акт необратимости
Воспоминания – как спящий дракон. Они затаиваются где-то глубоко в мозгу и обвивают его своими когтями и щупальцами. Всего миг – и они дохнут огнем. Для целого огненного взрыва достаточно лишь крошечной спички. Тонкого намека, неосторожно брошенного слова или какой-то случайно замеченной вещи, которая вдруг пробудила боль в памяти, снова сделала ее активной. В этот миг проснувшийся дракон становится неукротим, он спалит весь твой разум и все, до чего сможет дотянуться через него.
Клер понимала это. Будь на то ее добрая воля, она предпочла бы не вспоминать ничего. Но воспоминания оживали сами собой. Они будто ей и не принадлежали, а прокручивались, как картинки на экране. Как кадры какого-то готического фильма. Сад с роскошными благоухающими в ночи розами, под которыми в земле гниют трупы. Кровь в кубках на столе. Тела, изрезанные ножом практически до неузнаваемого состояния. Но Клер знала, кто эти мертвецы. Когда-то это были ее враги. Теперь это были изувеченные трупы. Потому что когда-то эти же самые люди изувечили его самого. Его… Клер щурилась на пламя свечей. Она не могла восстановить в своих воспоминаниях лица. Ей мерещились лишь черные свечи, истекающие не плавящимся воском, а кровью. Свечи для колдовства. В воспоминаниях она знала этот ритуал, но не помнила его смысла.
В воспоминаниях она сидела за дубовым столом для пира. Совершенно пустым, не считая кого-то, кто сидел по другую сторону от нее. И лицо его