Цветы мертвых. Степные легенды (сборник). Н. Русский
молодухи, и характерные коровьи шлепки…
Вдруг разбойный посвист и все затихло. Кеша приподнял голову и увидел проходившего по бараку дежурного офицера.
– Что это за безобразие? Почему не спят? Что это за шум был тут? – Обратился он к шевелившемуся под одеялом Кеше. Кеша ничего не ответил и притворился спящим. Офицер ушел в барак эскадрона. Наконец, все затихло, и барак как будто погрузился в сон. Инсценировка «Утра в станице» прошла благополучно.
– Аргунов, Кеша, Аргунов! – Кто-то звал Кешу.
– Ну-у? – Чего?
– Твоего «Пупыря» не утвердили в училище. За выпивку. Едет обратно в полк. А уже привез жену. Вот здорово! Так ему и надо!
«Пупырь», так небрежно едва не сломавший жизнь Аргунову, получил возмездие. Кеша тяжело вздохнул и накрылся одеялом.
После разбора вакансий по полкам юнкерам старшего курса была предоставлена некоторая свобода. Занятий с ними не производили, и они наслаждались заслуженным отдыхом. Валялись на койках, болтали, строили воздушные замки на будущее или пели в полголоса грустные казачьи песни.
Курбатов тоже лежал на койке и смотрел в потолок. Недалеко от него сотенный граммофон напевал охрипшим голосом сарматовские куплетики:
«И подчас готов отдать я все блага мира
За тихий шелест платья, за пару женских ножек,
Ручки и губки, коль ротик ми-ил, и за
Мордашку без подмазки и белил».
– Чего ты слушаешь какую-то чепуху? – Подошел к нему друг его Федя Шляхтин. – Тоже – нашел что слушать! Иди, запишись на состязание на приз. Шашка, револьвер и бинокль. Рубка, стрельба, уколы пикой и джигитовка. – Соблазнял он.
– Не хочу. – Ответил Курбатов.
– А я тебя записал, ей Богу. Вот дурак! – Курбатов вскочил с кровати. – Мне не на чем выходить. «Аметиста» я отдал на младший курс.
– Кому?
– Своему забайкальцу Федосееву. Ловкий ездок, и просил очень.
– А на этом своем звездочете, как его?
– Жетоне?
– Ну да.
– Мало езженный еще. Я на экзамене на нем едва не скиксовал. Нет, он не годится на приз. Еще молодой и горячий. Его бы в полк я с удовольствием увез, прямо украл бы. Хороший, настоящий дончак. Белоногий, а хвост как прическа у барышни.
– Ну, ты, брат, что-то того: хвост лошади ровняешь с хвостом, – тьфу, с прической!
– У нас трудно купить хорошего высокого коня. Почему нам не продают здесь сибирякам? Не ездить же офицеру на монголках, чтоб ноги волочились?
– Ну, пишешься? – Настаивал Шляхтин.
– Ну, если записал, пойду, только смотри, промажу.
– Не промажешь. Помнишь, как ты ловко поймал в поле сорвавшуюся лошадь прямо за чумбур, ох и любовался я тобой тогда, а твой «Пупырь» даже отвернулся, вот ведь до чего мстительная собака! Давай споем что-нибудь на прощанье!
– Не орел под облаками вы-со-ко летает… – Начал Шляхтин доморощенным, но приятным баритоном.
– То штандарт над казаками грозно раз-ве-ва-ет. – Подхватили