Тайна леди Одли. Мэри Элизабет Брэддон
и никогда не видел. Сходство и колорит не вызывали ничего кроме восхищения, но было такое чувство, словно вначале художник практиковался в измышлении фантастических средневековых чудовищ, а к портрету миледи приступил потом, когда мозги его уже съехали набекрень, и он, сообразно их перемещению, изобразил молодую женщину в виде прекрасного злого духа.
Ее темно-красное платье, написанное, как и все на этой странной картине, с чрезмерной резкостью, ниспадало вниз крупными складками, напоминавшими языки пламени, и ее светлая головка выглядывала из пылающего нагромождения цвета, как из раскаленной топки. Много вопросов можно было задать по этому поводу, но ясно было одно: бесчисленные мазки, положенные рукою мастера, составили картину, а картина составила весьма отрадное впечатление о таланте ее создателя.
Джордж Толбойз сидел не шелохнувшись уже четверть часа – в правой руке подсвечник, левая упала с подлокотника и бессильно соскользнула вниз, и по тому, что он взирал на полотно остекленевшим взором, можно было подумать, что оно не произвело на него ни малейшего впечатления. Но он все сидел и сидел, не меняя позы, пока Роберт не решился наконец окликнуть его.
– Эй, Джордж, ты что, уснул?
– Почти.
– Ты простудился в том сыром коридоре с гобеленами. Помяни мое слово, Джордж Толбойз, ты простудился: голос у тебя хриплый, как у ворона. Однако нам пора возвращаться.
Роберт Одли забрал свечу у друга и спустился в люк. Джордж последовал за ним, тихий и спокойный – спокойный не более и не менее, чем всегда. Алисия поджидала их в детской.
– Итак? – спросила она.
– Портрет мы рассмотрели, можно сказать, вдоль и поперек, – ответил Роберт Одли за двоих. – Но, говоря по правде, мне лично он не понравился. Есть в нем какая-то… чертовщина!
– Вот и я заметила то же самое, – сказала Алисия. – Мне кажется, что художник, действуя по наитию, обнаружил под обычным выражением лица иной смысл, недоступный простому глазу. Он изобразил миледи такой, какой мы не видели ее никогда, но я уверена, что такой она вполне может быть.
– Ради бога, – умоляюще промолвил Роберт, – не городи чепухи!
– Но, Роберт…
– Право слово, не городи чепухи – если любишь меня. Картина – это картина, а миледи – это миледи. Я не занимаюсь метафизикой и воспринимаю вещи как есть. И, пожалуйста, не переубеждай меня!
Он несколько раз, проявив неожиданное занудство, повторил свой страстный монолог, а затем, одолжив зонтик на случай дождя, покинул Одли-Корт, сопровождаемый Джорджем Толбойзом, который, как всегда, покорно последовал за другом. Когда они подходили к арке, старые глупые часы указывали единственной стрелкой на девять вечера. Под сводами им пришлось посторониться: мимо промчался экипаж. Это был простой одноконный экипаж, нанятый в деревне. Внезапно из его окна показалась прекрасная головка леди Одли. Несмотря на темноту, она разглядела неясные контуры двух молодых людей.
– Кто это? –