Свободное падение. Кэтрин Коин
то работенка как раз по мне: изображай из себя суку, соблазняй и выноси мозг. Шикарное занятие для такой бездушной стервы, как я. Я мертва внутри. Мое сердце давно уже не бьется при виде красивых, состоятельных мужчин, не обделенных интеллектом. Я запретила себе снова влюбляться. Поставила мысленный блок. Он неплохо функционирует, а я неплохо при этом зарабатываю.
А могла же быть счастлива…
Вот опять. Стоило расслабиться, как в голову лезут болезненные воспоминания, открывая запретные «коробочки» в моей «комнате памяти». Захлопнитесь! Нет желания рыться в том, что погребено под завалами.
У меня стойкая аллергия на пыль прошлого.
Вода в ванне уже давно остыла, а бутылка из-под вина мирно покоится на полу. Музыка на iPod раздражает, голова гудит, а внутри все сжимается от тоски.
Одиночество – мерзкое чувство, от которого сложно избавиться. Оно, словно паралитический яд, поражает, выводит из строя и способно уничтожить тебя изнутри. Находишься в ступоре и не можешь ничего поделать. Без шансов на сопротивление. Начинаешь смотреть на себя затуманенным глазами. Будто со стороны, наблюдаешь за тем, как осознание одиночества и ненужности клетка за клеткой отвоевывает территорию, расползаясь все дальше и дальше, отравляя и постепенно убивая.
«Молодец, посочувствуй себе, любимой, выпусти всех призраков на свободу. Захлебнись в жалости к той жизнерадостной рыжеволосой девчонке, которую оставила в прошлой жизни», – отчетливо слышу внутренний голос.
На смену болезненному чувству пришли разрывающие душу на части образы из далекого прошлого. Я и не заметила, как упустила момент, когда они вырвались на свободу и обступили меня со всех сторон. Сделать шаг назад невозможно: наткнешься на колючую стену боли. Не скрыться. Не убежать. Жадно глотаю воздух, а глаза щиплет от подступивших слез. Только они не прольются: плакать я разучилась давно. От этого не легче.
Пытаюсь взять себя в руки. Делаю один глубокий вдох. Я закрываю глаза и вижу себя. Счастливую, веселую… любимую и любящую. Больно. Словно хлыстом по обнаженной груди. Начинаю чувствовать, как один за другим расходятся швы на моем растерзанном сердце. Лучше бы его вырвали до конца еще тогда, чем чувствовать каждый раз, что оно есть. Почти не бьется, изранено, искалечено, в шрамах и едва затягивающихся порезах, наспех зашито… но есть. Иногда мне кажется, что было бы проще вырезать его, вынуть и выбросить, а не заново собирать себя после таких вспышек воспоминаний.
Утянуть меня дальше в болото жалости к себе не позволяет настойчивый дверной звонок, непрекращающийся, чередуемый с ударами кулаками по двери.
«Регина, мать твою! Открыла эту чертову дверь, или я вынесу ее!» – Голос Лары громкий, яростный и не сулит ничего хорошего.
Какие мы грозные. И наплевать. Это она пытается вломиться ко мне в квартиру, а не я к ней. Кто сказал, что я хочу кого-то сегодня видеть?