Левый берег Стикса. Ян Валетов
чтобы разобраться, чем она привлекла его в первый момент.
То же волнение он почувствовал и во второй раз. И в третий. Это было вне его понимания – ведь он так гордился своей способностью владеть эмоциями. Но это было прекрасно, потому что он никогда до того не чувствовал ничего подобного.
Да, она не глупа, образованна, хороша собой, не испорчена окружением. Наивна как ребенок во многих вопросах, избалована и совершенно не приспособлена к жизни, но какое это все имеет значение, если она – это она? Его привлекало не внешнее, а что-то другое, что было невидимо под оболочкой, и он боялся нарушить возникший между ними хрупкий мостик, избегал близости тел и вел себя, как престарелая девственница, оказавшаяся в одной казарме со спящими солдатами.
Факт остается фактом – он хотел ее и боялся, что потеряет это восхитительное чувство тревоги и нежности, испытываемое им, и то тщательно скрываемое, жгучее желание обладать. Страх перед потерей одолевал основной инстинкт мужчины.
Он понял, что может быть нерешительным, а это было очень серьезно – по сию пору он и не догадывался о таком своем качестве. Но долго подобное положение вещей сохраняться не могло. Они не были друзьями, будучи ими, они вели себя как любовники – хотя ими не были. И значит, все уже решено за них. Кем? Этого Костя не знал. Богом? Судьбой? Решал в данном случае не он. Но он был согласен с этим решением.
Он ждал ее недалеко от школы, где она проходила практику. Улицы были покрыты грязным снегом, который громоздился сугробами по краям тротуаров. На проезжей части автомобили превратили его в коричневую густую жижу, и вечерний морозец прихватывал ее сверху блестящей ледяной корочкой. Было ветрено. Прохожие кутались в воротники, прикрывали шарфами покрасневшие носы и невольно ускоряли шаг, спеша попасть домой.
Свет фонарей казался мутным, болезненно-желтым. По бульвару проносились переполненные трамваи, оставляя за собой хвосты белой снежной пыли.
– А вот и я! Ты замерз или еще не успел? Привет!
Она походила на школьницу со своим портфелем-папкой, пуховым платком на волосах и снежинками на челке и ресницах.
– Еще не успел. Я жду только пять минут. Привет, Ди! Как успехи?
Они перешли через дорогу и вышли на бульвар.
– Какие успехи? По-моему, для учительской работы я не гожусь. Во-первых, они меня как учителя не воспринимают…
– Я их понимаю.
– Перестань говорить пошлости.
– Это не пошлости, а чистая правда. Ну кто может тебя воспринимать как учителя? Тебе на вид не больше шестнадцати…
– Сколько-сколько?
– Вру. Лет четырнадцать…
– Ах ты старый лживый негодяй.
– Согласен. Старый. Но правдивый. Я бы сам только и делал бы, что пялился на твои ноги во время урока.
– Ты что, пялился на ноги учительниц?
– Никогда. Только на ноги практиканток. Лет с двенадцати, если точно помню… А твоим архаровцам – пятнадцать. Могу представить себе, о чем они думают.
–